Онлайн книга «Пожизненный срок»
|
— Да, — подтвердил Кристер Бюре. — Давид хотел заниматься чем-то большим, нежели обычная ловля преступников. Не так много в полиции людей, способных это совместить. «Кажется, здесь можно кое-что нащупать». — Значит, для него это было важно? — Конечно, иначе он бы этим не занимался. — И наблюдением за людьми, находящимися на пробации, он занимался до самого конца? Она затаила дыхание в ожидании ответа. — Конечно, — уверенно ответил Кристер Бюре. — С Филиппом Андерссоном он в последний раз встречался за несколько дней до смерти. «Филипп Андерссон? Кто это? Имя кажется мне знакомым». — Да, верно, с Филиппом Андерссоном, — сказала Анника, лихорадочно роясь в памяти. Филипп Андерссон, Филипп Андерссон… — Давид вызвался опекать осужденных сразу, как только был издан соответствующий закон. Вероятно, он был единственным, кто верил в невиновность Андерссона. Это было так характерно для него — поддерживать отверженных и презираемых… Ах вот оно что! Филипп Андерссон — это финансист, которого признали виновным по делу о тройном убийстве. Он зарубил своих жертв топором в доме на Санкт-Паулсгатан. Так, значит, Давид был его опекуном? — Ты не знаешь, были ли у него в конце и другие подопечные? — Почему ты спрашиваешь? — Ну, например, он был опекуном американца в Тидахольме, того, который… — Этого негодяя? — воскликнул Бюре. — Давид отказался от него с тех пор, как этот американец оказался в Кумле. С ним после этого стало невозможно иметь дело. Анника продолжала записывать. «Значит, американец в Кумле. Спасибо тебе большое!» — Есть еще одна вещь, которая меня очень интересует, — сказала она. — Бизнесом ты и Давид занимались вместе с человеком по имени Альгот Генрих Хеймер… — Да, и что? — спросил Кристер Бюре. По его тону было слышно, что он задумался. — Ты что-нибудь знаешь об обстоятельствах его смерти? В трубке на несколько секунд повисло молчание. — Он умер? — спросил Бюре. — Я не знал об этом. Мне стыдно. Это случилось недавно? «Он лжет». — В таком случае прошу меня простить, — вздохнула Анника. — Я не хотела быть вестником смерти. Его застрелили 9 февраля прошлого года на автостоянке в Норчёпинге… — Мне об этом ничего не известно. Он говорил теперь отрывистыми короткими фразами, и Аннике стало ясно, что ее собеседник очень скоро потеряет терпение. — Я читала рапорты, в которых Давида обвиняли в превышении полномочий и в избыточном насилии, — торопливо произнесла она, — ну, ты знаешь, речь шла о двух молодых людях, и было это двадцать лет назад. Думаю, что это было при тебе, верно? В трубке снова наступила тишина. Анника слышала только легкое потрескивание. — Алло?.. — Это что еще такое? Где ты откопала это старое дерьмо? Анника судорожно сглотнула и принялась крутить телефонный провод. — Каково твое мнение на этот счет? — Это копание в грязном белье, клевета из помойной ямы. С Давида сняли все обвинения, в конце концов и дела были прекращены. «Он точно знает, что было на самом деле». — Ты не слышал, такие вещи потом повторялись? — Что? О людях, говорящих разные гадости? Каждый день. — Я имею в виду совершенные Давидом насилия. — Этот разговор становится неприемлемым, и я не хочу продолжать его в том же духе. Чего ты хочешь? — Мне кажется, в этих делах были странные обстоятельства… — Слушай, если ты хочешь облить Давида грязью, то я тебе не помощник. Спасибо и до свидания. Он отключился. Она решила все же выпить кофе. Сделав это, Анника села писать статью о второй жизни Давида. Она может упомянуть о его работе в различных компаниях, о том, что он получил травму при неудачном приземлении после прыжка, о том, что был опекуном Филиппа Андерссона и встречался с ним за несколько дней до своей смерти. Этот факт казался Аннике очень интересным. Она может даже, не входя в детали, упомянуть о том, что Давида обвиняли когда-то в превышении власти и избыточном насилии. Получилась не статья, а набросок, причем лицемерный и льстивый. Она добавила несколько фактов, сообщенных ей Ниной Хофман во время их летней встречи, — о том, что Давид подолгу работал за границей. Она обещала тогда показать Нине статью, прежде чем отдать ее в печать. Анника вздохнула и набрала номер Нины Хофман. Нина ответила без промедления. — Ты, конечно, поняла, — сказала Анника, — что я пишу статью о Давиде для завтрашнего номера. Я упомянула факт, что они с Юлией прожили некоторое время в Эстепоне. — Я не возражаю, если ты не будешь писать о его криминальных контактах, — сказала Нина. Анника вздрогнула от неожиданности. — Что ты хочешь этим сказать? — От меня ты этого не слышала, — сказала Нина. Анника прижала ладонь ко лбу и задумалась так, что ей показалось, будто у нее в мозгу скрежещут шестеренки. Что это может значить? — Я планирую написать об этом в завтрашнем номере, — сказала она. — Об Альготе Генрихе Хеймере и Филиппе Андерссоне и… Трубка умолкла. — Алло, алло, Нина? — Мой коллега возвращается к машине. Дежурство заканчивается в полночь. Мы можем встретиться завтра утром. Я тебе позвоню. Инспектор полиции закончила разговор. «Здесь что-то есть, здесь определенно что-то есть». Она собрала вещи, закрыла ноутбук и сложила все распечатки в целлофановый файл. — Ты уходишь? — спросила репортер ночной смены. — Счастливая. А мне придется сидеть здесь до утра. Снегопад кончился, это хорошо. Будет еще несколько погожих дней, а потом снег ляжет до весны… Анника улыбнулась девушке: — Увидимся завтра. В квартире было темно и тихо. Анника закрыла входную дверь и вошла в прихожую, не включив свет. Она сняла сапоги и повесила на плечики толстую куртку. Остановившись на пороге гостиной, прислушалась к тишине. В их старой квартире в Кунгсхольме были слышны все звуки Стокгольма — они просачивались сквозь щели в оконных переплетах и сквозь вентиляцию, вибрация передавалась по каменным стенам и по трубам. Скрипели тормозами автобусы, выли сирены «скорой помощи». Но здесь было тихо. Звуки современного города не достигали средневековой цитадели. |