
Онлайн книга «Земля-Сортировочная»
![]() Насыпал я в него земли и горох высадил. Горох созрел, понабежали мыши и смолотили горох, а за компанию и сервант, только что мною купленный. Вот оно, наше–то коммунальное ротозейство к чему приводит! Конец рассказа Ричарда «Комод». Тем временем у Пузана попросили кружку для земляники. — Безнравственно просить кружку у человека, которого ты в душе ненавидишь, — сказал Витька Барабанову. — Что ж такое–то, беда!.. — запричитал Свинья. — Если быть до предела откровенным перед самим собой, то без обиняков и экивоков можно смело заявить, что это не я, а Николай Марков кружку просил! — Вот ему и дам, а тебе, свинье, нет, — ответил Витька. — Ты, Витька, ктырь, — сообщил ему Свинья. Собравшись, они вышли из домика и пошагали к воротам. У ворот на табуретке сидел Тимофей Улыбка. — Куси их, Кондей, — улыбаясь, пихнул он ногой Кондея. Маза быстро перекочевал в хвост процессии. — За что же это нас кусать–то!.. — возмутился Свинья, проходя в ворота. — Идут люди, приличные, интеллигентные, научные работники, не трогают никого, и вдруг собака огромная — мчится, лает!.. — А не ходите мимо без колбасы, — пояснил Тимофей. Долина, куда они спускались с холма, была подернула маревом. В высокой траве отчаянно стррр–тррр–трррекотали хортобионты. За желтым валом плотины раскаленным жидким серебром пылал водохран. В бешено–голубом небе изредка проносилась птица и медленно плыл тяжелый облачный дредноут. Они плавно погрузились в запах разогретого асфальта, горячей пыли и изнуренных зноем трав. Они разделись и разулись, и каждый их шаг отпечатывался на тысячу лет. — Я еще одно стихотворение написал, — сообщил Внуков. — Вот послушайте. Многоголосый шепот твоих волос, Многоволосый ливень взлетевших гроз, Дождь на Земле из разноцветных полос, Жизнь на Земле рвется сквозь жизнь твоих волос. Маза вспомнил Хвостика, вспомнил свой роман и опечалился. Многолучистый веер твоих ресниц, Многоресничный ветер любимых лиц, Солнечный свет весь из танцующих спиц, Светила небес сияют на спицах твоих ресниц. — Если бы ты, Ричард… — начал было Витька, но Ричард с грустью перебил его: — Прежде чем что–нибудь сказать, Витька, подумай, интересно ли это окружающим. Витька помолчал, тяжело дыша, и ответил: — Я Свинью больше не буду замечать, потому что он меня в душе ненавидит, и тебя, Ричард, не буду. Ричард споткнулся, тоскливо махнул рукой, скис и спрятал глаза. Они шли по гребню плотины и смотрели в глубину речной поймы, в эту даль, синюю и нереальную. Они видели пространства лугов и холмы, поросшие лесом, блистающий извив речки, съежившуюся биостанцию и уж совсем крошечную спичку водонапорки далекого города Лучегорска. — Видишь вон там на склоне щелповник? — негромко спросил Мазу Николай Марков. — Какой щелповник? — не понял Маза. Николай оглянулся на недоумков и коротко ответил: — Потом. После плотины тропа уходила в лес, который и славился земляникой. Вскоре Пузан, Свинья и Внуков исчезли в разлапистых папоротниках, и лишь Ричард одиноко сидел вдали на пенечке и что–то переживал. — «Потом» пришло? — спросил Маза Николая. Николай долго молчал. — Щелповник — это лес, в котором водятся щелпы, — наконец сказал он и посмотрел Мазе в глаза. Маза ждал продолжения. Николай сдался: — Экотоп биостанции феноменален тем, что в нем собраны почти все биогеоценозы края. Это позволяет предположить здесь и существование внематериальной формы жизни, которую принято называть щелпами. Их обнаружил Пальцев, когда ставил опыты по фотосинтезу и закрывал на ночь растения стеклянными колпаками. Утром некоторые колпаки оказались пусты. Дело происходило вон в том лесу, — Николай протянул длинную руку. — В щелповнике, — подсказал Маза. — Да. Щелпы могут принимать облик любого растения, животного и человека. Их ареал — щелповник. Почему так — никто не знает. — Может, — предположил Маза, — под щелповником руды какие особенные, ископаемый урюк… — Нету там урюка ископаемого, — ответил Николай. — Человек, который сроднился со здешними местами, явственно чувствует здесь присутствие чего–то иного. Иногда даже видит. А если случайно заденет щелпа, то может заболеть щелпизмом. Это выражается в том, что человеку нигде, кроме биостанции, жизни нет. «Вот и приехали!.. — подумал Маза. — Щелпизм плюсуем к ненаписанному роману, и являются ведьмы, Тимофеи Улыбки с улыбками и все прочее…» — Эй, вы почему не набрасываетесь на землянику жадно и алчно? — издалека спросил Барабанов. — Уходи, Свинья, с моей делянки!.. — закричал из–под его ног ползающий там Витька. — Встал прямо на ягоды!.. — Я не дурак, чтобы на ягоды вставать. Я рядом стою, да будет тебе известно, и кушаю их сбоку, аккуратно. — Безнравственно жрать ягоды, найденные человеком, которого ты в душе ненавидишь. — Ты, Витька, ктырь, заявляю тебе в очередной раз. Но ведь, помимо этого, ты не имеешь морального права реагировать на мои эскапады, так как, согласно твоему заявлению, ты меня не замечаешь. Свинья и Витька углубились в препирательства. Спор их все ожесточеннее касался вопроса критериев нравственности и глупости. — Что это у тебя, Николай, за царапины на груди? — спросил Внуков, подходя поближе вместе с Ричардом. Эти царапины Николай заработал утром, когда за ЛЭП ломал для Мазы и зелья семилетний сухостой. — Медведь задел, — разъяснил Николай Марков. — Я стремительно убегал, а он задел тяжелой когтистой лапой. Ричард недоверчиво фыркнул. — Как же он тебя по груди задел, если ты убегал? — удивился Внуков. — Он сзади и поцарапал, — мрачно ответил Маза. — Только на неприличном месте. Это место Николай не мог показать, поэтому точно так же себе грудь расцарапал. Ричард сразу понял, как ловко его выставили дураком, и на глазах его блеснули слезы. На биостанцию они возвращались той же дорогой. По одну сторону плотины светилась туманная гладь водохрана в сиреневой тени и кричали речные птицы в валунах, по другую к знойному мареву над долиной примешалась сигаретная синева начинающею сгущаться вечера. Облачный дредноут теперь переплыл полнеба и висел на юге. На шоссе Маза увидел возвращающуюся с купанья Таньку–ведьму, с полотенцем вокруг талии и в кепи. Оставив друзей, он нагнал ее и пошагал рядом. — Почему молчишь? — спросил он. |