Онлайн книга «Возвращение из Трапезунда»
Супруги Ахвледиани пошли проводить Берестовых до пирса. Отар нес плетеную бутыль чачи. — Ты бери подарок, — говорил он Андрею. — Ты бери, потому что в России это все равно что золото. Вещей у них почти не было — небольшой чемодан у Лидочки, у Андрея все с собой. Как у Диогена. Даже странно было уезжать в другой город, в другой мир, так вот, налегке, неся в руке нетяжелый Лидочкин чемодан. На площади был митинг. Кроме красных флагов, под утренним ветерком реяли и грузинские. Оратор, стоявший на сиденье автомобиля, кричал по-грузински. — Как нехорошо, — сказала лояльная госпожа Ахвледиани. — Зачем кричит? Фелюга «Императрица Мария» покачивалась саженях в ста от берега. Михай увидел Берестовых, когда они еще спускались к берегу, и спрыгнул в ялик, привязанный к борту фелюги. Он греб резкими частыми движениями, и ялик шел рывками. Андрей наблюдал за ним, это была картинка из какого-то читанного в детстве романа про пиратов — на Михае был красный платок, а одежда ограничивалась серыми штанами. — Батоно Отари! — закричали сверху. К ним бежал мальчик, который разносил чай по номерам и иногда подметал на галерее. Он размахивал белым конвертом. Письмо было адресовано господину Берестову в собственные руки. Почерк на конверте был уверенным, наклонным, резким — почерк интеллигентного человека. Обратного адреса не было. — Сейчас почтальон принес! — сообщил мальчик, довольный тем, что успел передать письмо. — Я так бежал! Лидочка дала мальчику полтинник. Андрей разорвал конверт. Дорогой Андрей! — Буквы были крупные, быстрые. — Раз ты получил письмо, значит, мои дела плохи. Другими словами, значит, меня больше нет на свете. Только при получении известия об этом письмо двинется в путь. Это так глупо — неужели возможно, что я, такой молодой, красивый, сильный и даже веселый, могу прекратить существование. Как это прикажете понимать? Андрей перевернул большой лист, чтобы взглянуть на подпись. Он и без этого догадывался, что письмо — от Ивана, который и в самом деле умер и теперь разговаривает с ним с того света. Ему даже стало зябко, хотя солнце грело, обещая теплый день. — От кого? — спросила Лидочка. — От крестьянского сына, — сказал Андрей. Лидочка не поняла, она не знала этого прозвища. Но переспрашивать не стала. Ялик с фелюги уже приближался, видно было, как блестят капли пота на плечах Михая. Андрей быстро читал дальше: Дело прошлое, но могу признаться, что ты — один из очень немногих приятных мне человеков. И поэтому, разрывая связь с миром живых, делаю тебя своим наследником. Ты помнишь о царском погребении в башне? Ты догадываешься, кто мог его ограбить? Правильно. Твой покорный слуга. — Этого не может быть! — воскликнул Андрей. — Эге-гей! — Михай отпустил весло и поднял руку, приветствуя их. — Доброе утро! — Что там? — спросила Лидочка. — Я потом тебе дам, — сказал Андрей. — Я сам еще не понимаю. Он спешил дочитать, прежде чем Михай достигнет берега. Он понимал, что в письме могут заключаться сведения, которые заставят его изменить планы и, может быть, даже отложить отъезд из Батума. Лидочка тоже ощутила эту опасность — кожей ощутила. Но не знала, как бы сжечь, пустить по ветру это зловещее письмо. Не время и не место рассказывать сейчас, как мне это удалось и как мне способствовал в этом ливень, отогнавший под крышу бдительных часовых. Не спеши рвать письмо и осуждать меня. Ты беседуешь с мертвым человеком, которому все равно, что ты о чем думаешь. Но если в тебе осталась малая толика объективности, ты признаешь, что ценности (а их число невелико), бывшие в гробу, достались бы корыстному Авдееву и, вернее всего, даже без гибели «Измаила» до музея не добрались. Больших мерзавцев и жуликов, чем чета Авдеевых, я не видел. Но «Измаил» погиб, и с ним погибло все экспедиционное имущество. И все ее трофеи. Спасен был лишь мой чемодан, в чем ты принимал деятельное участие. — Андрей! Тот отмахнулся: — Сейчас, одну минуту! За неблагородным занятием спасения погребения от корыстного Авдеева меня застал один человек. Не важно кто. Мне надо было его убить. Я же от него откупился. Теперь я буду до конца моих дней ждать, когда он проговорится Аспасии или Рефику, а может, гражданину Метелкину. Не столь важно кому. И раз ты читаешь это письмо, дружище, значит, он уже проговорился. Я спешу кончить письмо. Надеюсь, что у меня еще будет возможность написать продолжение или даже вместе с тобой когда-нибудь посмеяться над моими страхами. Но запомни, что чемодан я оставил сестре. Там некоторые из находок, не представляющие финансового, но имеющие исторический интерес. Там же научное описание погребения. Может пригодиться. Остальная часть ценностей мною спрятана надежно. Ты получишь о том сообщение — этому же письму я не могу доверить столь много и подвергнуть опасности твою дурацкую жизнь, мой друг. По натуре я не вор, но мне надоела бедность — она унизительна. — Андрей, чего не встречаешь! — Сейчас! Твой: Москва, Почтамт, до востребования. Иван Покровский. Андрей сложил письмо и спрягал в карман. Он вернул способность видеть и слышать окружающее. Михай Попеску уже вытащил нос ялика на гальку. Отар Ахвледиани передавал ему чемодан. — Что случилось? — спросил Михай. — На тебе лица нет! — Все в порядке! — Мы уезжаем? — спросила Лидочка, страшась услышать отрицательный ответ. — Разумеется, мы уезжаем, — сказал Андрей. — Я тебе потом дам почитать. — Я понимаю! Лидочка расцеловалась с мадам Ахвледиани. Отар сам поставил бутыль в ялик. Михай поглядел на нее с уважением и сказал: — Теперь мы наверняка промахнемся мимо Крыма. Лидочка прочла письмо, когда фелюга уже шла к Крыму и кавказский берег скрылся из глаз. — Как это гадко, — сказала она, возвращая письмо. — Он умер. Его убили. Наказание страшнее, чем проступок. — Чемодан остался у сестры? — Дом сгорел. Или сестра увезла чемодан с собой, или он погиб вместе с домом. — А что будет дальше? — А дальше я зайду в Москве на почтамт, — сказал Андрей. — Зачем? — Потому что Иван просил меня об этом. — Объясни. — Лидочка насупила брови. — Прочти последнюю строку письма. — Ты думаешь, это намек? |