Онлайн книга «Детям»
|
– Дядя Миша! – раздался за дверью тонкий настойчивый голосок. – Нельзя. Я занят! – решительно крикнул капитан. – Но, дядя Миша… Мне нужно! – Вот-с, – бросил мне капитан. – Когда не нужно, он настойчив. – Я сказал русским языком: я занят! – Нужно мне! Ты пойми, что нужно… Дверь кабинета отворилась, и просунулось худенькое личико. Два светлых глаза с любопытством оглядели меня и обратились на дядю. – Что тебе? – грозно спросил капитан, хмуря брови. – Сколько раз, – он еще более возвысил голос и поднял палец, – сколько раз я тебе говорил: раз я занят… – Но Маланья опять кота выдрала! – Выйди… – Она не смеет! Мой кот! Ты ей скажи, чтобы она… У кота котята! Дядя Миша грозно поднялся, сдерживая улыбку, причем его розовые щеки вздулись и брови насупились, решительными шагами подошел к мальчугану и торжественно вывел его из кабинета. – Парень весь здесь как на ладони, – продолжал он прерванный разговор. – Вы его быстро узнаете. Важно, как я уже говорил, обратить особенное внимание на развитие в нем выдержки, силы воли… И капитан подробно сообщил мне о всех достоинствах и недостатках племянника. Я принял условие. – Через неделю мы едем на побережье Кавказа… Имение там у меня! – Покончив деловой разговор, капитан говорил совсем добродушным тоном и даже предложил сигару. – Да, море – это моя стихия! А как оно воспитывает характер! Я знаю тысячи примеров… Парню полезно будет пожить там… А вы как на это смотрите? Выйдя из кабинета, я заметил «парня». Он стоял в передней, в углу, и тер ногу об ногу. Чего-то, очевидно, выжидал. Заслышав мои шаги, он вышел из уголка, смело взглянул мне в глаза и спросил бойко и дружественно, точно мы были с ним давным-давно знакомы: – Вы будете меня учить? – Буду учить. Тебя как звать? – Жоржик. Вы знаете, Георгий… И протянул маленькую ладошку. – Ну, будем друзьями. Так у вас кота выдрали? – Да, – нехотя сказал он, пожимая плечами. – Как вы на это смотрите? Эту фразу раз пять произнес капитан. – Ну что же… Ну, выдрали слегка… – Вовсе не слегка! – решительным тоном сказал Жоржик. – Его нарочно выдрали. – Нарочно? Это почему же? – болтал я, разыскивая калоши. – Так. Дядя Миша хочет отучить меня плакать. Вот и велит кота сечь. – Ну конечно, это не так… Я взял его за подбородок и потрепал. Он взглянул на меня большими ласкающими глазами. – Позвольте, я вам подам… Вскочил на стул, оборвал вешалку у пальто и подержал. Нашел калоши. Уходя, я слышал, как он гремел ручкой двери и кричал: – Дядя Миша! Теперь ты не занят! Мне нужно!.. II
Через неделю поезд уносил нас к морю. Еще на вокзале капитан дал Жоржику рубль и сказал: – Ты сам будешь тратить на себя в дороге. Вечером будешь отдавать мне отчет. – Так прекрасно поступают американцы! – сказал он мне. – Не правда ли? Дети постепенно приучаются к самостоятельности… Вечером Жоржик представил отчет. – Хорошо. А где еще полтинник? – Его я стравил [84] . – Что-о? – Я стравил, – повторил Жоржик. – На большой станции, где я ел пирожки, лежала тьма мужиков… с мешками… А один и говорит: «Скусно?» Я взял и стравил им. Как они ели! – обернулся ко мне Жоржик. – Они сразу… – Это, конечно, твое дело… но… Так не говорят – «стравил». – Повар Архип всегда говорил. Смотрите, смотрите! Белые горы! – И это всегда так… – тихо сказал мне капитан. – Да, так, должно быть, никогда не делают американцы… Капитан улыбнулся и махнул рукой. В купе было душно, и мы с Жоржиком обыкновенно стояли в коридоре вагона и смотрели в окно. Бежали назад ветряки-мельницы с крыльями, подпертыми колом или медленно-медленно вращавшимися, как усталые. Белели казачьи станицы в зелени ветел и тополей, стада гусей на жирном черноземе. Меловые срезы холмов сверкали в свете полудня. Золотые плантации зацветающего подсолнечника. Горы каменного угля на узловых станциях. Все это было так ново и так заманчиво-неизвестно. Жоржик положительно засыпал меня вопросами – так сильно работала его маленькая головка. Впервые перед ним жизнь развертывала свои широкие картины. Я не забуду, как широко раскрылись его глаза, когда он узнал, что там, где молнией пролетал по степи наш поезд, глубоко под землей тянутся темные коридоры в пластах каменного угля; что под нами тысячи людей выбивают новые коридоры и выгрызают мотыгами и лопатами новые и новые груды каменного топлива. – Да, – сказал он задумчиво и зажмурил глаза. – Там, должно быть, очень темно… Темны-ым-темно!.. А вот теперь солнце! И открыл глаза. – Да, смотрите, как мало народу здесь! – показал он на пустынные степи, кружившиеся необозримым простором. – Никого… Они все внизу, под нами? Вечером – это как раз был вечер субботы, – поезд имел остановку на большой станции. Мы вышли на площадку. – Смотрите, смотрите! Со стороны пустой степи двигалась толпа черных людей. Очевидно, это шахтари [85] покончили недельную работу и теперь возвращались в поселок, отрезанный линией железной дороги. – Это они? Они теперь вышли из-под земли? – Да, это они. Черные люди, с яркими белками глаз, эта сотня собравшихся трубочистов, но без веревки с веником и чугунным шаром, медленно, усталой, колеблющейся походкой переходила рельсы, обогнула хвост нашего поезда и пропала. Жоржик смотрел в степь. Огромным красным шаром садилось солнце, и в ярком кровавом отсвете двигалась к линии еще толпа, дальше, за ней еще и еще. Жоржик смотрел. Двинулся поезд, а он высунул голову и смотрел. Часто-часто постукивая, поезд делал теперь крутой заворот, огибая холмы, и бежал прямо на солнце, точно хотел успеть домчаться к нему, пока еще не успело оно опуститься за горизонт. – Ах какое большое солнце! Знаете, оно в субботу, под воскресенье, всегда большое… Знаете, праздничное… – сказал задумчиво Жоржик. – Завтра и они будут видеть солнце? – Кто – они? – А вот черные, которые шли… – Да. Завтра и они. |