Онлайн книга «Варшава»
|
– Для себя покупать лучше в палатках, там дешевле. У этих только если оптом. Вся палатка завешана джинсами. Я рассматриваю их. Рядом – еще одна компания русских. Толстый мужик обнимает за плечи тетку с короткой стрижкой. – Ну что ты, как девочка? Зайди и померь. – Ага, девочка, у нее уже тридцать четыре аборта было, – говорит другой мужик. Они хохочут. Тетка заходит в палатку, снимает штаны, остается в красных трусах. На правом колене – большой пожелтевший синяк. Она натягивает синие джинсы. Я показываю на черные джинсы «Cross», спрашиваю продавщицу: – Иле то каштуе? – Пятнасьце доларов. Тетка снимает джинсы, отдает продавщице деньги. Полячка сует их в сумку на поясе. Я захожу в палатку, стягиваю грязные «ливайсы». Старший говорит: – Теперь баксы провезти через границу – и все, можно бухать. Я спрашиваю: – А что, нельзя вывозить? – А, ну да – ты ж первый раз. Пшеки не хотят, чтоб вывозили доллары, им не выгодно. Им надо, чтоб мы здесь, у них деньги тратили… Так что могут доебаться. Прячь деньги хорошо, а то получится, что зря съездил. Анжела спрашивает: – А на личный досмотр часто вызывают? – Тебя – обязательно. А вообще, кроме шуток, – могут вызвать любого. Но я вот сколько вожу – тьфу-тьфу-тьфу, такого не было. Поляки не любят грузинов, армян – черножопых, короче. Раз, помню, стояли на таможне в Бресте, и их приехал целый автобус. Мужиков всех – на личный досмотр, а баб – в гинекологический кабинет. И что вы думаете – нашли золотые цепочки, у мужиков – в резинках трусов, ну а у женщин, соответственно… – Это неправда, ты сам придумал, – говорит Анжела. – Ничего не придумал, все так и было. Хочешь – сама спроси у поляков, они тебе много чего расскажут. В купе со мной – опять Люба с Валей и тетка помоложе, Алла. Ей лет двадцать восемь, максимум – тридцать. Заходит поляк-таможенник – пожилой, толстый, с опухшей рожей. Мои баксы – в кармане новых джинсов, в пакете на дне сумки, под остатками товара. Поляк открывает молнию, сует руку в сумку, достает пластмассовую миску, бросает назад. – Баксы маешь? Я качаю головой. Поляк лезет в сумку Аллы, вынимает скомканную газету, кладет на столик. Мы молча смотрим на него. Он разворачивает газету. В ней – шкурки сала, хлебные крошки и смятая голубая коробка «Tampax». Он молча выходит, задвигает дверь купе. Алла скручивает газету, прячет в сумку. Валя говорит: – Это еще нормально. А то я раз ехала – одну женщину заставили развернуть каждую конфету в пакете. Поезд останавливается на вокзале в Гродно. Алла говорит: – Ну что, давайте, может, сложимся, отпразднуем поездку… Валя кивает. – Можно, вообще-то, расслабиться… Столько нервов эта Польша отнимает… Наверно, надо две, да? – Да, две – самый раз, – говорит Люба. – А кто сходит? Может ты, Володя? – Хорошо, схожу. Соседки дают мне «зубров», я добавляю. – Значит, две бутылки водки – простой, нашей, и какой-нибудь закуски, – говорит Алла. – Короче, сам разберешься. По перрону ходят бабки, держат бутылки водки, пива, палки сухой колбасы, банки с квашеной капустой и вареной картошкой. Я покупаю банку капусты, банку картошки, хлеб и две бутылки «Столичной». Алла льет водку в пластиковые стаканы. – Ну, за возвращение. Чокаемся. Я выпиваю, беру рукой вареную картошину – вилок нет. Она рассыпается. – Ты в Польшу первый раз ездил? – спрашивает Алла. – Ага. – Ну и как? – Два с половиной лимона. – Ничего себе… – Что, слишком мало? – Наоборот, много. Я первый раз шестьсот взяла – полтора года назад. – Но тогда, наверно, и доллар стоил меньше… Поезд резко трогается, я хватаюсь за край стола. – Все равно молодец. Давайте за это и выпьем. Алла берет бутылку, разливает. Поезд катится по городу. Мелькают дома, заводские трубы, купола костелов. Люба говорит: – Не, все-таки самый лучший бизнес – это на водке. Мы раз ехали автобусом, и там две женщины – они на «Кристалле» работают. И что вы думаете, они сделали? Взяли с собой водку в пластмассовых бутылках, разложили по автобусу – как будто простая вода. Этикетки – отдельно, а пустые бутылки – в багажник к водителю, дали ему баксов десять. Пустые ж провозить не запрещено. Только проехали границу – они достают такую машинку для пробок, водку переливают, лепят этикетки – и вперед. Поднялись капитально. Поезд стоит на вокзале. За окнами темно. Проводница стучит в дверь купе. – Приехали, поднимаемся. Я спрыгиваю с верхней полки. Алла шарит рукой на полу, вытаскивает из-под стола кроссовки. У нее на щеке – красный рубец от подушки. Она спрашивает: – Ты мне поможешь сумку дотащить до трамвая? – Помогу. Идем по тоннелю. Я волоку Аллину сумку, свои – на плече. – Что, много накупила всего? – Нет, это, в основном остатки – что не продала. – А-а-а. – Давай помогу. – Она тянет руку к сумке. – Не надо, я в норме. Просто спросил – из любопытства. – Сейчас с каждым разом все больше товара остается. Только вот в декабре ездили в том году – перед польским рождеством, – возили елочные игрушки. Вот тогда все ушло, домой ничего не привезла. Поднимаемся по ступенькам к привокзальной площади. Алла говорит: – Может, пива выпьем, а? А то что-то после вчерашнего… – Давай. Бабки – те же самые, что были осенью. Меня они не узнают. Я ставлю сумки, говорю одной: – Две на месте. Бабка открывает бутылки. Стоим на остановке. Я неслабо окосел от одной бутылки, Алла – тоже. Она переставляет ногу, цепляется за сумку, хватается за меня. – Тебе на какой трамвай? – На любой в Серебрянку. А тебе? – Мне тоже на любой. Я между Партизанским и Народной. – Могу тогда проводить до дома, сумку донести… – Окэй, окэй. В трамвае почти пусто. Алла улыбается. – А знаешь, что у меня есть? – Что? |