Онлайн книга «СССР. Дневник пацана с окраины»
|
– На Челюскинцев. – А где – на Челюскинцев? – Дом сто сорок восемь. А зачем вам? – Какой это район? – спросил худой у второго. – Не знаю, или Рабочий, или Менжинка. Менжинка – за нас… – Он повернулся ко мне. – А какая там школа? – Семнадцатая. – Все ясно, это – Рабочий. Пацаны схватили меня, потащили в арку. Я пытался вырваться. Худой дал мне в нос кулаком. Потекла кровь, капнула на куртку. Дядька в высокой зимней шапке гулял по двору с собакой. Он посмотрел на нас и повернул в другую сторону. – Короче, все деньги, что есть, – сюда, – сказал худой. – Если сами найдем, будет хуже. Ты понял? Я вынул из кармана сложенную пополам десятку – бабушка дала на двадцать третье февраля. – Нормально, да? – Худой заулыбался. – А больше точно ничего? – спросил второй. – А то вдруг у него там еще и сотня… Пацаны заржали. Я помотал головой, наклонился, набрал в руку снега, вытер нос. Пацаны пошли вглубь двора. – Да, настоящее безобразие, – сказала мама. Она и папа сидели на кухне и ели картошку. – В центре города, среди бела дня ограбить подростка. И куда, интересно мне знать, милиция смотрит? А просто люди? Или никого поблизости не было? – Был какой-то дядька, с собакой, но сразу отошел… – Если бы с его ребенком так случилось, он бы по-другому среагировал, – сказала мама. – Вообще, ты и сам не прав. – Папа посмотрел на меня. – Надо было быстро соображать. Ты что, думал, они у тебя спросят, как пройти в библиотеку? Видишь – опасность, сам не справляешься, значит, надо бежать… – Сейчас ты научишь его, – сказала мама. – Не хватало еще, чтобы он побежал и попал под машину. Теперь так скользко на дорогах, тормозной путь у машин намного длиннее… – Ну, ты мне про тормозной путь не рассказывай. Это я и без тебя знаю. А защищаться, стоять за себя надо уметь. Или, если что, хотя бы убежать. Я знаю, что это такое. В институте на первом курсе с кастетом в кармане ходил. Потому что время было такое – без кастета нельзя было. Из-за каждого куста могли выскочить и напасть… – Ладно, хватит, не могу про это больше слушать, – сказал мама. Она махнула рукой с картошиной на вилке. Картошина упала на стол, развалилась. – Нет, чтобы хорошему чему-то учить… Вместо это всякую чушь городишь… Мама собирала со стола куски картошки. Я встал, подошел к окну. В двух детских садах на другой стороне двора – пятьдесят первом и пятьдесят пятом – светились почти все окна. Через двор, крест-накрест, к детским садам вели две дорожки. В обе стороны шли люди. * * * Я отряхнул с лыж снег, поставил их в коридоре, зашел в комнату. Было жарко натоплено. Бабушка сидела в кресле у окна. В соседней комнате работало радио. Шла передача «Жадаю вам»: – …А зараз – виншаванни нашым васьмидесяти-гадовым юбилярам. – Ну, как покатался? – спросила бабушка. – Нормально, как обычно. – Посидишь немного? – Да. Чего ты такая красная? Ты что, плакала? Из-за чего? Из-за дяди Жоры? – Не, не из-за него. Вообще, жизнь такая… Не было жизни толком. Я в четвертый класс ходила, когда отца моего, твоего прадеда, сослали в Сибирь. Коллективизация… И мы с мамой с ним поехали, семь лет там прожили… – Он что, был кулак? – Какой там кулак? Просто работал он, а другие пили и ничего не делали. Пить, ничего не делать – это хорошо, а работать – плохо. Да, были у него работники, ну и что с того? Что, за это надо сразу в Сибирь? И доучиться толком не пришлось, потом на рабфак три раза подавала – не хотели брать, раз кулацкая дочка. Взяли только потом, когда из Сибири вернулись, почти перед самой войной. Хорошо, что хоть так – рабфак, потом техникум… А то ведь… – Ладно, бабушка, не плачь, успокойся… – Да я не плачу. Просто жизнь такая… С Васей, дедом твоим, познакомились. Он – сирота, я – кулацкая дочка… Поженились, начали жить – и на тебе: война. Деда твоего сразу на фронт, ранили, потом контузили… Потому и умер так рано. Поглядишь – пьяницы все, алкоголики и лентяи живут, а его уже нет… Дедушка умер пять лет назад. Я его помнил плохо. Он часто болел, много лежал в больницах. От осколочных ранений у него на левой руке остались глубокие шрамы. Бабушка потом рассказала мне, что дедушке хотели ампутировать руку, но он не дался. Из-за болезней дедушка был очень нервный, часто ругался, кричал на меня. * * * Я припаивал к своему «Феррари» крылья. За соседним столом Пика возился с «БМВ», с другой стороны Куцый ковырялся с «металлэксом». Роговца не было – к нему пришел дядька в пальто, с дипломатом, и они вместе вышли. – Почему никто не делает новые кордовые машины? – спросил я у Пики. – А зачем? Знаешь, сколько наделали за все годы? Машин навалом, на соревнования есть с чем ездить. А Григоричу все равно выдают металл, деньги на моторы там и прочие части. И он это все забирает себе. Хитрый он жук, хоть так сразу не скажешь… Работает как минимум на трех работах. – А где еще? – Знаю точно, что в ремонте обуви… – И что он там делает? – Как что? Ботинки ремонтирует – клеит, набойки набивает… Что он может там делать? Дверь открылась, зашел Роговец – раскрасневшийся, с улыбкой. Он подошел к столам, остановился у меня за спиной. – Э, скорей бы на пенсию! – сказал он и дыхнул на меня водкой. – Знаете, что я буду делать на пенсии? Говно носить. – Это как? – спросил Пика. – Ты мне под придурка не играй, понял? Ты что, не видел ни разу машину, которая мусор возит? И мужик там еще с шуфлем – вот он говно носит. Я у него раз спросил: сколько ты получаешь? И он мне говорит: сотню – домой и еще две сотни для себя. Так что на пенсии – только говно носить. Если только такие, как вы, раньше времени в гроб не загонят. Ладно, шучу. Выиграем «область» в этом году? – Выиграем, ясный пень, – сказал Пика. * * * Я и мама сидели на диване, смотрели «Праздничный концерт». В спальне храпел папа. Щелкнул замок. Наташа заглянула в зал, посмотрела на нас как-то странно. – Ты входную дверь замкнула? – спросила мама. – А, да, точно, сейчас… Наташа вернулась в прихожую. – И на второй замок закрой, хорошо? – Да, хорошо… хорошо. Сейчас. Наташа повозилась с замком, зашла в комнату, села в кресло, широко улыбнулась. Мама спросила: – Ты что, там пила? – Ну да, а что здесь такого? Если мы собираемся классом… праздновать Восьмое марта… я что, не могу выпить рюмку вина? |