Онлайн книга «СССР. Дневник пацана с окраины»
|
«Юра, не храпи». И за плечо еще можно потрогать, хорошо? Папа кивнул. * * * Эскалатор полз вниз. Я держался за пластмассовые перила и смотрел на пассажиров на соседнем эскалаторе. Они ехали вверх. Мелькали лампы с белыми колпаками. Я спросил: – До какой нам станции? – До Полежаевской. Сначала едем до Горьковской, а там перейдем на Пушкинскую… – И долго ты будешь в своем НИИ? – Я сказал уже – постараюсь все сделать быстро… – А может, отпустишь меня одного на Красную площадь? – Нет, об этом не может быть и речи. Посидишь, подождешь внизу. Книгу свою почитаешь. Хорошо? – Хорошо. На стенах вестибюля был выложен узор из металлических трубок. В застекленной будке с окном сидела тетка-вахтерша. К будке подошел дядька с бородой и дипломатом, в вытертых джинсах, что-то сказал. Она посмотрела на него. Дядька прошел через вертушку к лифтам. Я открыл книгу Гайдара «Школа» – из списка по литературе на лето. Начали бить куранты на башне. – Так странно, – сказал я папе. – Даже не верится, что я на Красной площади. Столько раз ее видел по телевизору… – Что, настоящая выглядит по-другому? – Нет, просто как-то странно… А тебе – нет? – Я ее видел уже много раз… К воротам в Спасской башне подъехала черная «Волга», остановилась. Ворота открылись, машина проехала внутрь. – Кто это может быть? – спросил я. – Не знаю, может, какой-нибудь министр. Или замминистра. – А Горбачев тоже здесь ездит? – Наверно. Я вынул «Смену», щелкнул Спасскую башню, Мавзолей, кусок зубчатой стены, церковь на краю площади. Мы подошли поближе к церкви. Папа встал на фоне у памятника, я щелкнул его. На памятнике было написано: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россiя» и год: «1818». * * * Столики кафе стояли прямо на улице. В углу, возле кухни, было дымно – жарился шашлык. К нам подошел грузин-официант – толстый, с седыми усами и висками. – Две порции шашлыка, бокал пива, сто пятьдесят водки и бутылку фанты, – сказал папа. Официант отошел. – Он здесь, наверно, за день зарабатывает столько, сколько я за месяц. – Откуда ты знаешь? – Пиво и шашлыки – это всегда самое выгодное. На этом больше всего зарабатывают. Да и ВДНХ – место такое… Ладно, ерунда, дело не в этом. Главное, что я тебя сюда привез, что ты посмотришь на столицу. Если б Наташке не экзамены сдавать, взял бы и ее. Она тоже в Москве ведь еще не была… Я взял бутылку фанты, налил в стакан. Папа поднял свою рюмку с водкой. – Ну, давай за Москву, за нашу с тобой столицу… За самый лучший город… «Песня плывет, сердце поет, эти слова – о тебе, Москва-а-а», – напел он. Мы чокнулись. Папа выпил водку одним глотком, запил пивом, взял вилкой кусок шашлыка. Папа прожевал шашлык и сказал: – Ты, Игорек, не смотри на меня так, что я водку пью. У каждого есть своя норма, которую он должен выпить за целую жизнь… Говорят, что когда человек рождается, на небе появляется звезда. А на ней, на этой звезде, стоит бочонок – это то, что он должен выпить за свою жизнь. У кого-то бочонок большой – и он пьет много. У кого-то маленький, и тогда наоборот. Но дело не в этом. Просто от судьбы не уйдешь, и сколько тебе суждено, столько ты выпьешь. Не больше, не меньше, а именно столько. Сколько бы ты там ни старался пить мало или, наоборот, много… – А что в том бочонке? – Как что? – Ну, водка там, пиво или вино? Или, может, шампанское? Или смесь всего? – Хороший вопрос. Скорее всего там знаешь что? Чистый спирт. Ведь в каждом алкогольном напитке есть свое содержание спирта: четыре процента в пиве, сорок процентов в водке, семнадцать процентов в портвейне. И от бочонка зависит не то, сколько ты выпьешь какого напитка – это было бы чересчур, так даже Госплан не умеет планировать – а содержание спирта во всех этих напитках. Вот это было бы правильно. Ты согласен? Я кивнул. – Так, значится, завтра с утра в НИИ подъемно-транспортной техники, а потом еще будет два часа на магазины. Надо купить колбасы обязательно – докторской… И зефир в шоколаде… И шоколадок пару штук, Наташе и маме. Здесь есть такие шоколадки… Как это они называются? «Очарование» вроде… Нет, «Вдохновение»… * * * Наш номер был в блоке с еще одним – одноместным. В комнате кроме двух кроватей и тумбочки стояло кресло с раскоряченными ножками, письменный стол и телевизор «Горизонт» на полированной тумбе. Я подошел к телевизору, нажал на красную кнопку. Он нагрелся, захрипел, на экране замелькали серые и черные полоски. Я пощелкал переключателем. Ни один канал не работал. – Ты, значится, располагайся, – сказал папа. – А я пока умоюсь, потом – ты. И ложимся, потому что завтра еще много дел. Папа вышел из комнаты. Я снял трубку зеленого кнопочного аппарата «VEF», набрал наугад шесть цифр. В трубке было тихо. Я набрал еще одну цифру – семерку. Послышался гудок, еще один. Что-то щелкнуло, трубку сняли. – Аллё! – сказал взрослый женский голос. – Аллё, я вас слушаю… Не хотите разговаривать – ваше дело… В трубке щелкнуло. Пошли короткие гудки. Я нажал на рычажок, опять набрал цифры наугад. Трубку сняла девка – может, такая, как я, по возрасту. – Алло, – негромко сказала она. – Опять это ты, Тиша? И сколько ты будешь еще дышать в трубку? Пятый раз уже сегодня звонишь. Я положил трубку. * * * Я спустился на площадку между первым и вторым этажами, отомкнул почтовый ящик, вынул «Комсомолку» и «Магiлеускую прауду». Снизу поднимался Якимович. Он был в расстегнутом пиджаке, с большим толстым портфелем и как всегда пьяный. – Здрасьте. – Здравствуй, здравствуй. – Голос у него был некрасивый – тонкий, бабский. – А что это твоих мамы и папы не видно? – Они отдыхать уехали. На Нарочь. – Отдыхать – это хорошо. Мне тоже путевку обещали. В профкоме техникума. На август… А куда исчезли ведра? – Какие ведра? – Помнишь, стояли здесь ведра такие… На каждой площадке. Для отходов. – Так их давно уже нет. Года два или три. – Да? А я и не заметил. Я никогда в них отходы не выбрасывал. Потому что не верил, что эти отходы помогут выполнить продовольственную программу… А твои мама и папа выбрасывали? – Не помню. Года три или четыре назад на каждой площадке стояло железное ведро с крышкой и надписью «Для пищевых отходов», а возле сто сорок шестого дома – будка с баками для отходов. На будке была нарисована морда свиньи и написано «Продовольственную программу – в жизнь». |