Онлайн книга «СССР. Дневник пацана с окраины»
|
Мы вышли на Орджоникидзе, повернули на Ленинскую, прошли мимо «Игрушек». Я не захотел заходить при Леше – чтоб он не думал, что мне это интересно, как какому-нибудь малому. – Зайдем потом в пивбар возле «дуньки», – спросил Леша. – Возле чего? – «ДК Швейников». Его так называют: «дунькин клуб» или просто «дунька». Там пиво обычно свежее… Ты пиво еще не пьешь или пьешь уже? – Нет, не пью пока. – Ну, ничего, скоро начнешь. Всему свое время, как говорили древние греки. Мы подошли к деревянной будке звукозаписи – на углу Ленинской и Пожарного переулка. К стенам будки были приколоты кнопками списки альбомов на запись – все от руки: «Машина времени-82, 83-I, II, 84, 85», «Динамик-83, 84, 85». Леша достал из кармана Наташину кассету «Sony». Папа привез ей три штуки таких из Ленинграда. Рыжий кучерявый пацан в будке взял ручку и обрывок бумажки, глянул на нас. – Что будем писать? * * * Я отомкнул квартиру, зашел и громко хлопнул дверью – так, на всякий случай. Дверь в зал была приоткрыта. Играла музыка, концерт «Динамика» – тот, который мы с Лешей записали в звукозаписи: Мне надоели прелести скитаний, Я думал о Москве, И кадры с разноцветными мечтами Крутились в голове. Солнечный луч, улыбаясь, Вел меня в родные дали, Вместе со мной возвращаясь, Туда, где любили меня и ждали. Из зала выглянула Наташа – раскрасневшаяся, веселая. – Можешь меня поздравить! Я поступила! Она подошла и чмокнула меня в щеку. Леша тоже выглянул, кивнул. – А кому ты должна сказать спасибо? Мне и твоему бразеру. За то, что поддерживали тебя морально в это трудное для тебя время… – А я и говорю спасибо. Наташа еще раз чмокнула меня, надолго присосалась к Лешиным губам. Он погладил ее спину под белой майкой. – Короче, мы празднуем, и ты тоже мой руки и присоединяйся, – сказала Наташа. На журнальном столике стояла бутылка портвейна «Агдам» – в ней оставалась примерно половина. В коробке лежали остатки торта «Гвоздика». Леша достал из пачки «Космоса» две сигареты, посмотрел на меня. – Ты точно курить не будешь? – Буду. – Сегодня можно, – сказала Наташа. – Сегодня – такой день, что все можно. И выпей за меня. Чисто символически. Она взяла рюмку из тонкого стекла, с узором на боку – такие на семейных праздниках ставили ей и маме, остальные пили из граненых, – налила до половины. – Вот, держи. Я взял рюмку, попробовал, сморщился. – Все еще впереди, – сказал Леша. – Помяни мое слово. Пройдет два года – и будешь искать, где бы выпить, а сделать это будет все сложнее и сложнее. Слышал, наверно, про эту бодягу – «борьба с пьянством и алкоголизмом»? За водкой сейчас знаешь сколько надо в очереди стоять? И продавать начинают только в два… Так что пей, пока наливают… Я одним махом выпил портвейн, поставил стакан на стол, прикурил сигарету, сделал затяжку. Наташа налила себе и Леше. Они чокнулись, выпили, стали целоваться. Их сигареты дымились в пепельнице. Играла песню «Спортлото». «Номер первый – Металлист-Харьков», – крикнул Кузьмин. Зрители заорали и захлопали. – Видно, концерт в Харькове, – сказал Леша. Он наклонился, поднял с пола листок – он выпал из журнального столика. – Это сочинения маминых учеников, – сказала Наташа. – «Сочинение на тему “Моя любимая игрушка”», – прочитал Леша. – «У меня есть кукла. Ее зовут Даша. Я ее люблю, но у нее кривые ноги. Но я не обижаюсь, что у нее кривые ноги». Он захохотал, я и Наташа тоже. – В сентябре опять пойдешь в свой кружок? – спросила Наташа. – Не знаю. Может, пойду, а может, и нет. – А ты сам хочешь? – Пока еще не думал. – Лажа это, а не кружок, – сказал Леша. – Мне Наташка рассказала про этого твоего тренера. Если все это правда, то его скоро выгонят за пьянку. Раньше могло еще прокатить, а сейчас уже нет. Я тебе говорил – надо делать в школе ансамбль. Вот это – да, это клево, а модельки с мотором пускать – это детство… – В кружок и по семнадцать лет ходят пацаны… – Пусть ходят, это их дело. А я говорю про тебя. Леша открыл окно, высунулся, глянул вниз. Я пристроился рядом с ним. По дорожке шли два пьяных мужика. – Борьба с пьянством ничего не даст. – Леша хмыкнул. – Как пили, так и пьют, только теперь не «чернило», а «Секунду» и мозольную жидкость… – Ты эти сказки другим рассказывай, – Наташа улыбнулась. – Мозольную жидкость точно не пьют. – Если я говорю, значит, знаю, – сказал Леша. – У меня сосед, дядя Гриша – он уже лет десять бухает каждый день. А как стали очереди, водка подорожала – он сразу перешел на мозольную жидкость. Хочешь – я тебя к нему отведу… – Не надо меня к нему отводить… Ладно, поверю… Но не представляю, как такое можно пить… – А я читал в журнале «За безопасность движения» про дядьку, который съел автомобиль, – сказал я. – Где-то в Англии или во Франции. Каждый день отпиливал от своего «Моррис-мини» по куску, мелко дробил и проглатывал. И там еще было написано: «Удивительно, что он сам протянул еще несколько лет после этого». * * * Я вывел велосипед за калитку, вынул из «кобуры» тряпку, протер крылья и раму. Этим летом ничего нового я к велику не добавил, только наклейку на «кобуру», «ВАЗ-2106» – привез из Москвы. У колонки стояли два дядьки и что-то пили из бутылочек с желтыми наклейками. Такие бутылочки постоянно бросали в бабушкин огород – ее забор был рядом с колонкой. На наклейках было написано «Настойка календулы». – Что, выезжаешь в рейс? – спросил один. Я не ответил, оттолкнулся от асфальта, перекинул ногу через раму, сел, крутнул педали. – Э, стоять! – крикнул пацан в желтой майке и облезлых спортивных штанах. Он и еще два стояли у магазина в Тишовке – деревне сразу за переездом. Я уже проехал магазин, и догнать они меня не могли. Я показал им фигу. Я ехал быстро – по левой обочине, навстречу машинам – мимо памятника Неизвестному солдату футбольного поля, одноэтажной деревянной школы. Деревня кончилась. Дорога теперь шла мимо желтых полей. Впереди было Тишовское кладбище и переезд через дорогу на Минск. Я привстал на педалях, чтоб не стукнуться задницей, и переехал пути. На развилке из трех дорог выбрал среднюю, съехал с асфальта. Метров за сто от дороги стоял высокий стог сена. Я прислонил к нему велосипед, встал на багажник, потом на сиденье, залез на самый верх. Было видно далеко: дома на Рабочем – сто семьдесят «а» и сто семьдесят «б», – автобаза, деревянные дома на Успенского и Ивана Франко, громоотвод и силосная башня в Тишовке. Нашего дома не было видно из-за деревьев. Я лег на спину. Небо было синим и без облаков. |