Онлайн книга «СССР. Дневник пацана с окраины»
|
Этот День Победы Порохом пропах, Это праздник С сединою на висках. Это радость Со слезами на глазах. День Победы! День Победы! День Победы!* * * Пахло сиренью. Кусты росли рядом с мастерскими. Малые рвали ветки с цветами, приносили в школу, и они валялись в коридорах на полу. Я и Кузьменок сидели на заднем крыльце. Мы симуляли геометрию. Я сказал: – Сегодня тренировка. Ты пойдешь? – Не пойду. Ну его, этот бокс. Говно. Есть пацаны – ни в какой бокс не ходят, а машутся лучше всех. А ты пойдешь? – Не знаю. – Будешь в «чу»? Я кивнул, положил на крыльцо «дипломат». – Я трясу, – сказал он, собрал свои и мои копейки в ладонь, накрыл другой ладонью и несколько раз тряхнул. Я сказал: – Чу! Кузьменок разжал ладони. Копейки посыпались на «дипломат». Он забрал монетки, которые упали орлами кверху, взял пятак, ударил по пятнарику, перевернул. – Ты мухлюешь, – сказал я. – Я все видел, ты помог себе пальцем. – Не-а. Я его не трогал пальцем, он сам перевернулся. – Ни хера не сам. Ты помог пальцем. Ты и тот раз тоже мухлевал. – Сам ты мухлевал. Иди ты на… понял? – И ты иди на… Не буду с тобой больше играть. – Типа я с тобой буду. Забирай свои копейки. – А те, которые ты взял? – Те – уже все. Я их выиграл. Может, скажешь, я и там мухлевал? – Подожди, как это ты выиграл? Ты берешь те, которые были сразу твои, а я – свои. Разве нет? – Ясный пень, что нет. Раз уже сыграли, то сыграли. Это уже все мое. Если хочешь, забирай свое из этих. – Ладно. Я забрал свои пятнадцать и две двушки. Кузьменок положил в карман все остальное и пошел к воротам. Я подошел к турникам, снял пиджак, повесил на брусья, залез на большой турник, стал подтягиваться. Раз, два, три… Десять, одиннадцать, двенадцать… Все. Я спрыгнул с турника. * * * Я вынул из ящика «Комсомольскую правду» и «Рабочую смену» – ее выписывала Наташа. Снизу поднималась Кондратьевна со второго этажа. Мама говорила, что она раньше, до пенсии, работала в нашей школе, вела биологию, но я ее уже там не видел. – Здравствуйте, – сказал я. – Здравствуй, Игорек. Как дела у вас? Как будущие родственники? – Какие будущие родственники? – Как какие? Ты что, не знаешь ничего? Не знаешь, что Наташа ваша выходит замуж? – Нет, не знаю… * * * – Они точно придут? – спросил я Кузьменка. Мы сидели под навесом остановки на Рабочем, лузгали черные семечки, плевали шелуху под ноги. – Придут. Раз я сказал, значит придут. – Во сколько? – В семь. – Они что, к экзаменам не готовятся? Их же специально вчера отпустили – восьмые и десятые классы, – чтобы начинали готовиться… – Какие там экзамены? Никто там не готовится, даже отличники. Все гуляют… – И что мы с ними будем делать? – Как что? Походим по Рабочему, потом пойдем к кому-нибудь домой е…ся. У тебя свободная хата? – Нет. – Это плохо. И у меня мамаша дома. Может, у них у кого-нибудь… – Ничего не будет. Они не пустят к себе прямо так, с первого раза. Мы их толком не знаем… – Думаешь, они такие примерные? – Ничего я не думаю. – Ну и все. Я глянул на часы – полвосьмого. Шатуры с Воронковой не было. Пока мы сидели, ушли три троллейбуса «двойки» и два автобуса: шестьдесят четвертый – «Могилев – Селец» и единица – «Зеленый Луг – Залуцкого». – Не придут они, – сказал я. – Раз до сих пор не пришли, значит, вообще не придут. – Знаю сам, без тебя! – А чего ты психуешь? Это я, что ли, с ними базарил? Это мне они обещали? – Какая разница, кому обещали? Я с ними, суками, поговорю… – Ну и что ты им сделаешь? – Потом увидишь. – Ладно, что сейчас будем делать? – Поехали в город. – И что там? – Не знаю… Погуляем, может, кого-нибудь снимем. – Ты это каждый раз говоришь, но никого еще не сняли. Ты всегда сцышь подойти… – Сам ты сцышь, понял? За такое я и въе…ть могу. – Короче, едь, куда хочешь, один. Хоть в город, хоть в Буйничи… Я встал с лавки и пошел в сторону школы. Напротив перехода меня догнал троллейбус. Кузьменок сидел на переднем сиденье. Он не смотрел в мою сторону. Я повернул к школе, заметил напротив промтоварного Шатуру с Воронковой, помахал им рукой. Они остановились. Я подошел, сказал: – Привет. – Привет, привет. – Чего вы не пришли? – Куда? – Кузьменок говорил, что… Они посмотрели друг на друга, заржали. – Зачем нам этот твой Кузьменок? – сказала Воронкова. – Он урод и недоделок. – И вообще… – Шатура сморщилась. – Поменьше ты с ним шарься, с этим идиотом. Нет, дело, конечно, твое, но если там знакомиться… – То лучше ходить с кем угодно, но только не с ним, – сказала Воронкова. – А вы что, гуляете? – Как видишь. Что мы еще делаем? – Шатура улыбалась. – У тебя есть курить? – Две сигареты. – И ты, конечно, угостишь нас? – Может быть. – Тогда пошли куда-нибудь… Хоть в детский сад? – В пятьдесят первый? – спросил я. – Нет, в тот, который возле магазина на Рабочем. Мы сидели на детской карусели. Я отталкивался от земли ногой, и карусель крутилась, но небыстро. Шатура сделала затяжку, отдала мне сигарету. – Что будешь делать летом? – спросила она у меня. – Еще не знаю. Вроде ничего такого… А вы? – Я еду к тетке в Кривой Рог, – сказала Воронкова. – Это совсем недалеко от моря. Они на море ездят каждый год – на «Москвиче» своем. И в этом году тоже, и я с ними. – А ты? – Я повернулся, глянул на Шатуру. Она пожала плечами. По улице проехал старый четыреста первый «Москвич». Загавкала, побежала за ним дворняга. Я перестал отталкиваться. Карусель остановилась. |