Онлайн книга «Змия в раю»
— Разве не достаточно того, что моя мать позволила соблазнить себя всякими глупостями? — сказала Наталья. — И разве теперешним конфузом она уже не искупила свою вину? Разве у тебя есть право сомневаться в ней? Да будь она даже во сто крат виновнее, с чего ты набрался смелости судить ее? Или тебя самого не в чем упрекнуть? Менев смущенно жевал свой ус. — Долгие годы вы жили в мире и согласии, — продолжала Наталья, — любили своих детей, вас все вокруг уважали, а теперь какой-то каприз, какая-то минутная слабость могут поставить все это под сомнение? Нет, отец, здесь нужно выбрать одно из двух: или ты прощаешь мать, или она немедленно покидает этот дом, но тогда и я уйду вместе с ней. — Вздор! — проворчал Менев. Наталья взяла мать за руку и подвела к нему. Менев начал смягчаться, однако еще не капитулировал. — Что ты надумала? — проговорил он. — Содеянное так быстро не зарубцуется. Может, со временем… — Прощают или сразу, или никогда. — Я не могу. — В таком случае мы пошли, — решила Наталья. Она повернулась было к дверям. — Погоди! — крикнул Менев и уже в следующее мгновение протянул жене руку. — Спасибо вам, барышня, — заговорил Лепернир, извлекая из внутреннего кармана на груди лист бумаги. — Распорядитесь этим письмом по своему усмотрению. Пожалуйста, простите меня, что я столь ребячливым образом нарушил ваш покой, и смею вас заверить, что я всегда буду с глубоким уважением вспоминать о вас. Всех вам благ и прощайте! Он поклонился и навсегда покинул Милайловку. Наталья пробежала глазами письмо и затем протянула его отцу. Тот прочитал следующее: «Я приму вас, но лишь для того, чтобы сообщить вам, что как честная женщина не могу ответить взаимностью на ваши чувства, и чтобы просить вас впредь избегать меня и не посещать мой дом. Аспазия». После этого Наталья проводила Аспазию в ее комнату и оставила там наедине с раскаянием и слезами. Когда она воротилась, Менев уже оседлал лошадь и без шапки ускакал из имения. Ему потребовались свежий воздух и солнце. Буйный ветер, треплющий волосы, благотворно сказывался на равновесии его духа. Наталья опустилась на стул и глубоко вздохнула. Крупные слезы текли у нее по щекам, но сердце вновь было свободно, и игра добрых, приветливых мыслей отражалась на ее чистом челе. Смеркалось, Менев еще не вернулся, а Аспазия по-прежнему лежала на диване в своей комнате и предавалась думам. Наталья прошлась перед домом. Солнце давно закатилось, и лишь с западной стороны над горизонтом еще тлела карминовая полоса, а облака были окаймлены матовым пурпуром. Поле и сад приобрели нежно-зеленый оттенок. Из тумана вдали поднимались макушки исполинских дубов горного леса и высокие стелы на могилах героев. Под выступом крыши щебетали две ласточки. В деревне из закоптелых труб тянулся к небу сизый дым. Наконец послышался стук лошадиных копыт. Но это оказался не возвращающийся домой отец, а Сергей. Он поздоровался с Натальей и въехал во двор. Она подошла ближе, чтобы подать ему руку и потрепать по холке его коня. Сергей спешился, передал взмыленное животное старому кучеру и проследовал за Натальей в дом. — Вы, как я вижу, по-прежнему в одиночестве, — заметил он. — Может, мне лучше уйти? — Нет, оставайтесь, пожалуйста, — проговорила Наталья. — Подсаживайтесь ко мне, ваше присутствие для меня отрадно, особенно сейчас. Лишь устроившись напротив нее и взяв ее за руки, Сергей обратил внимание на заплаканные глаза. — Что произошло? — спросил он. — Кто причинил вам боль? — Ах, здесь разыгралась весьма неприятная сцена! — ответила Наталья. — Но все уже позади, и я надеюсь, что теперь у нас снова воцарятся мир и покой. — И все же кто вас обидел? — Никто, это было лишь… недоразумение… между моими родителями. — И больше ничего? — Больше ничего. Иначе я бы вам рассказала. — Доверьтесь мне, Наталья, — продолжал Сергей, — я прошу вас, ради вашей же пользы. — Разве я не доверилась вам? — Она посмотрела на него правдиво и искренне. — Вы единственный человек, которому я еще верю, но я надеюсь теперь сама разобраться во всем, у меня хватит смелости. — Борьба требует жертв, милая барышня. — Я принесу их. — Почему вы отвергаете друга? — Разве я отвергаю? Не поймите меня превратно, господин Ботушан, но я хочу действовать сама, насколько мне хватит сил. Если я почувствую себя слишком слабой, если увижу серьезную опасность, я обращусь к вам. Вы ведь окажете мне содействие? — Располагайте мною во всем и в любое время. — Благодарю вас. Наталья, колеблясь, смотрела в пространство перед собой, на сердце у нее лежало какое-то бремя. — Вы, похоже, хотите мне еще что-то сказать, Наталья… — Да, это так. — Прошу вас. — Вы навсегда останетесь моим другом? — Насколько вы пожелаете. — Тогда — навеки, — молвила Наталья, — потому что я никогда не выйду замуж. Теперь, лучше познакомившись со светом и людьми, я больше ничему не верю и ни на что уже не надеюсь. — Это мимолетное настроение, которое рано или поздно пройдет. — Нет, Сергей, для меня это серьезно. Оба на некоторое время замолчали. Он предпочел бы прямо сейчас прижать ее к своей груди, к горячо бьющемуся сердцу, но сдержал себя. Еще не настал миг того счастья, которое он видел перед собой словно лазурь небес и золото солнца, но оно уже не казалось ему столь далеким. — Послушайте, — снова заговорило большое неразумное дитя, — мне хотелось бы доставить вам радость, что я могла бы для этого сделать? — Вы делаете для меня так много, все, — делаете неосознанно, и оттого это так прекрасно. Вы доставляете радость самим вашим существованием; чтобы порадовать меня, вам не требуется ни слова, ни взгляда: вы, точно фея, во всякое время расточаете дары, даже помимо своего желания. — Но я все же хотела бы… — залившись румянцем, прошептала девушка. — Хорошо, в таком случае подарите мне ваш портрет. — Вы требуете как раз того, чего у меня нет, — насмешливо возразила она. — Однако в ближайшие дни я собираюсь отправиться в город и закажу там портрет, которым не будет владеть никто, кроме вас. — Но тогда я прошу, чтобы вас изобразили не в пышном туалете, чужой и чопорной, а такой, какой вы бываете дома. — Я именно так и думала, в моей кацавейке… — С длинными косами… — И с кошкой на коленях. — Она радостно захлопала в ладоши. — Однако вы тоже должны подарить мне свой портрет. |