Книга Змия в раю, страница 82 – Леопольд фон Захер-Мазох

— Как? Что? Сударыня ведь не имеет в виду?..

— Я вам ничего не говорила, однако мне вас жаль.

Либман Адлер артиллерийским снарядом полетел обратно в окружной город, и очень скоро каждый, кто имел должников в Михайловке — а таких оказалось немало, — знал, что дела Менева очень плохи и что настало время предъявить счет.

На следующий день погода стала еще мрачнее и безотраднее, настоящий океан омывал желтыми глинистыми волнами Михайловское поместье, и у всех в доме были неприветливые угрюмые лица. Особенно у Менева, который наконец выкроил время, чтобы подумать и посчитать, и которому в результате сделалось очень не по себе. Оставшись после завтрака наедине с Зиновией, он сперва глубоко вздохнул, а затем начал делиться с ней своим горем.

— Не представляю, где мне взять денег, — признался он. — Если так и дальше пойдет, я в скором времени разорюсь.

— Достать для тебя деньги — сущий пустяк, — ответила Зиновия. — У меня с собой несколько сот гульденов, которые я с удовольствием предоставлю в твое распоряжение, но ты должен положить конец бессмысленному расточительству. В противном случае мои деньги окажутся лишь каплей в море, и не пройдет года, как в Михайловке тебе не будет принадлежать ни гвоздя.

— Я много проиграл, вот что.

— Главная причина в том, что твоя жена не хозяйка, и Наталья не занимается ничем, кроме чтения романов. Разве ты не видишь, как тебя обворовывают, как все хозяйство приходит в упадок? Ни одного целого бокала не осталось, ни одной тарелки. Каждый делает, что ему заблагорассудится. Эконом в твоем имении разыгрывает из себя барина и обирает тебя, как разбойник с большой дороги. А скотина в каком состоянии? Закрома пусты. Только оглянись вокруг — ты придешь в ужас.

— Я это и так знаю, я все знаю.

— Значит, пришла пора действовать: покажи им всем, кто здесь хозяин.

Этого было достаточно, Зиновия надолго обеспечила себя развлечениями. Менев метался по всему дому, как разъяренный лев, вскрывая самые различные безобразия и злоупотребления. Последовал ряд захватывающих сцен — с Аспазией, Натальей, Квитой, Тарасом. Сыпались проклятия и брань, ручьями текли слезы. И в самый разгар этого переполоха во двор вкатили три крытые повозки, из которых выбрались евреи в черных лапсердаках, с лоснящимися пейсами. Каждый из них незамедлительно предъявил множество счетов. Стукам, казалось, конца и края не будет: стучали в дверь Аспазии, потом — Лидии; потом — к Наталье и опять к Аспазии; и всякий раз за стуком следовало смущение хозяйки, ее отговорки и обещания, но не деньги.

Евреи пошушукались и всем скопом направились со своими счетами к Меневу. Только теперь тот полностью осознал бедственность положения, в котором оказался, и серьезность грозящей опасности. Зиновия дала ему двести гульденов, но они в один миг утекли у него сквозь пальцы. Он отделался от злосчастных кредиторов мелкими суммами: этот получил пять флоринов, тот — десять гульденов, в зависимости от величины долговых обязательств. Евреи причитали и хныкали, но в конце концов удовольствовались и этим, после чего три повозки медленно пустились в обратный путь.

Тут уж Менев принялся метать громы и молнии: он называл своих дам бессовестными расточительницами, живущими в долг мотовками, спесивыми дурами; короче, Зиновия повеселилась на славу. Захватывающие зрелища были ей необходимы, как воздух: без них она чувствовала себя несчастной.

Во второй половине дня она наведалась в пекарню. Ендрух снова построил свой замечательный мост, благодаря чему Зиновия — под огромным красным зонтом, обнаруженным ею в каком-то углу, — сумела в буквальном смысле выйти сухой из воды. В пекарне сидели за столом присмиревшие слуги. Тарас, Мотуш и Адаминко играли в тарок, Квита шила, Софья потягивалась и зевала, Дамьянка лущила горох, а Ендрух изучал сонник — он, видимо, вознамерился поучаствовать в лотерее.

— Не помешаю вам? — входя, спросила Зиновия. — Я перебралась сюда, потому что находиться в доме невыносимо.

— Барин и нам тоже изрядно шею намылил, — откликнулся Тарас.

Очередная партия закончилась. Зиновия подсела к столу и взяла карты.

— Хочу разок сыграть с вами.

— Какая честь! — сказал Адаминко.

— Ах, сударыня, — добавил Тарас, — если бы все господа были такими добрыми, как вы, на белом свете все шло бы совсем по-другому…

— А все еще и пойдет по-другому, — ответила Зиновия, в которую тем утром точно бес вселился. — Есть мудрые мужи, которые пекутся о благе народа. Они учат нас, что все люди братья и что никто не имеет права жить в роскоши за счет других.

— Однако у господ все-таки есть поместья, а у нас — ничего, — отозвался Мотуш.

— Тогда надо все поделить заново.

— Здесь есть над чем задуматься.

Пока Зиновия в боярской меховой душегрейке восседала среди слуг, точно апостол коммунизма, раздался стук в окно, и Софья вышла на улицу. Спустя некоторое время она воротилась, сияя во все лицо озорной улыбкой.

— Небось гусара себе завела? — ехидно полюбопытствовала Дамьянка.

— Нет, это всего лишь письмецо для барыни.

— От кого? — навострила уши Зиновия, которой не составляло труда одновременно играть в карты, проповедовать социальную революцию и слышать и видеть все, что происходит вокруг.

— От господина кадета.

— Дай-ка мне.

— Я не смею, барыня немедля прогонит меня со службы.

— Можешь быть спокойна: через четверть часа ты получишь его обратно.

Софья нерешительно извлекла письмо из-за пазухи, и еще прежде, чем она успела сообразить, что случилось, Зиновия вырвала конверт у нее из рук и поспешила с ним к Меневу.

— Поклянись, что не наделаешь глупостей, а главное, не выдашь меня — тогда ты сейчас узнаешь большую новость.

— Клянусь! Ну, что там у тебя?

— Письмо, которое кадет тайком посылает твоей жене.

— Дай его мне.

— Ты можешь по оплошности разорвать его. Давай лучше осторожно вскроем конверт и, прочитав письмо, передадим Аспазии — так, чтобы у нее не возникло подозрений.

— Какой же изощренный ум у вас, женщин!

Зиновия поманила Менева. Он проследовал за ней в ее горницу. Там с помощью мокрой губки и тонкой булавки она аккуратно вскрыла письмо, и они вместе его прочитали.

Содержание было следующим:

«Когда же пробьет с нетерпением ожидаемый мною час, когда вы в безмерной своей милости снизойдете к моим желаниям и позволите мне побеседовать с вами с глазу на глаз? Если бы ваш супруг отправился на охоту, а вы бы уговорили дам съездить в город, нам, наконец, представился бы удобный случай без помех побыть вместе. Нынче расплодилось много волков, и как только снова станет прохладно и сухо, помещики воспользуются ближайшей возможностью, чтобы устроить на них большую облаву. Ваш супруг, несомненно, примет в ней участие. Взвесьте, пожалуйста, все — вы ведь ко мне расположены, на что я смею надеяться, — и подайте знак вашему преданному рабу.