Онлайн книга «Шанхай. Любовь подонка»
|
– Это я тогда врал. А сейчас – говорю правду. Перед моим носом задвигался, будто маятник метронома, ее указательный палец. – Нет уж, товарищ Мао, на этот раз ты меня не проведешь. Вдруг она посерьезнела. – А вообще… Я бы хотела, чтобы ты меня не обманывал, даже в шутку. Ведь я китаянка, а значит, очень наивная и доверчивая девушка. У нас принято верить мужчине… На этот раз уже я изобразил пальцем движение метронома. – Даже не пытайся меня на это купить. Я все же не турист и несколько лет прожил в Китае. Мы оба рассмеялись. – И все же… Скажи, ты действительно любишь меня? – Да. Я люблю тебя. Хочешь, скажу тебя по-китайски? Она кивнула. – Во ай ни. Ли Мэй порывисто обняла меня. Поцеловала. Наконец – сама. Первая. Обратно мы решили добираться на метро – оказалось, по наземке тут по прямой всего несколько станций. Рассказал Ли Мэй о московском метро – шумном и старом, но романтичном. – Почему? – удивилась она. Мы как раз ступили на эскалатор и поднимались, стоя на одной ступеньке. Можно было бы сказать «плечом к плечу», но она была значительно ниже. – Встань чуть повыше, – попросил я Ли Мэй. Она шагнула. Взял ее за талию и развернул к себе. Поцеловал. Тут же повернул обратно – подъем закончился. – Удобно? – подмигнул ей. Довольно кивнула. – Только у нас, в Москве, эти лестницы бывают длинные-предлинные. На несколько минут точно хватает. Поэтому влюбленные не теряют времени даром… На секунду я погрустнел. Ли Мэй мгновенно заметила. – Ты в порядке? Что случилось? Заглянула мне в лицо. – Да все хорошо… Просто жаль, что день закончился. Говорить ей о том, что мне некстати вспомнился длинный эскалатор на «Тимирязевской», я не стал. Инку, когда только начали встречаться и не жили еще вместе, провожать было неудобно – от метро до ее дома всего пара минут ходьбы, не нацелуешься. Если ее мать углядывала нас в окно – а женщина она была зоркая! – непременно выходила в подъезд, а то и на улицу. Инкиной матери я побаивался: она работала водителем трамвая и запросто, в одиночку, могла тягать трамвайную сцепную железяку. Зато на эскалаторе мы своего не упускали… Аж губы опухали… – Но ведь мы увидимся. Я два дня буду занята, а на выходных – полностью твоя! Светлая радость мягко стукнула в сердце, прошлась по нему, разогнав тени прошлого. «Полностью твоя». Какие эскалаторы?.. Нам, влюбленным, постелены все земные поля. Чтобы петь – во сне и наяву. Я дышу. Я живу. Я люблю. Раздались трели свистков – смотрители станции, пожилые дядьки в серой форме с повязками на рукавах, предупреждали о прибытии поезда… …Вечерний кампус порадовал малолюдностью. Лишь на площади перед входом, как всегда, шла суета: раздвигали толпу желтые, зеленые, красные такси, копались в лотках с дисками студенты, суетились охранники. Мы дошагали до середины кампуса. Едва различимо серел монумент Мао. – У нас было прекрасное свидание… – Ли Мэй прижалась губами к моему плечу, голос ее звучал глухо. – Я так волновалась утром… Знала бы она, как волновался я… – Жаль, что уже пора. Общежитие закрывают в одиннадцать. – Еще куча времени! Я взглянул на часы. – Оно пролетит, я не замечу и опоздаю. И меня не впустят до утра. Я решился. – Хочешь, пойдем ко мне. Она не ответила, но я почувствовал, как напряглись ее плечи, и застыла спина. – Извини… – дернула она ремешок своей сумочки. – Мне действительно пора. Аккуратно высвободилась и торопливо, почти бегом, скрылась в боковой, едва освещенной аллее. Я догнал ее, осторожно тронул за руку. – Извини… Я не то имел в виду… В темноте я почти не видел ее лица. – Ну что ты, все в порядке. Я просто не могу привыкнуть… Она подалась ко мне. Под звон комаров и мерное поскрипывание какого-то ночного жука мы процеловались минут пять. – Все, я побежала! – снова вывернулась она из моих рук. – Во ай ни. – Во ай ни. Стук каблучков… Я остался в темноте один. Огляделся. Влажный мрак и тишина, если не считать скрипучих трелей. Возле моего лица плавно покачивалась черная лапа невысокой пальмы. Задрав голову, я увидел зубчатую гряду макушек кипарисов и беззвездное небо. Пахло чуть застоявшейся водой. «Темные аллеи какие-то…» Щелкнул зажигалкой, сделав пламя посильнее. Осветился лишь пятачок под ногами, я даже разглядел рисунок на плитах – две птицы, не то цапли, не то журавли, сплелись в круг наподобие символа «инь-ян». Зажигалка моя раскалилась, обожгла пальцы. Огонек погас. Темнота вокруг стала совсем непроглядной. В субботу утром я занимался в пустом по случаю выходного дня спортзале. Чуть позже набежит народ, займет беговые дорожки, рассядется по скамьям для жимов – попивать чай и болтать. Заиграет умиротворяющая музыка, тягучая и сладкая китайская попса, и занимающиеся начнут с удовольствием подпевать на весь зал тонкими голосами. Пока же было мое время, и я старался не терять его даром. Нанизывал на гриф штанги пахучие, прорезиненные «блины» – красные двадцатипятки, желтые двадцатки, синие пятнашки. Укладывался на скамью. Проводил ладонями по шероховатому грифу. Выжимал раз за разом, чувствуя бушевавшую во мне волну силы и радости. Добавил пару черных десятикилограммовых дисков. Еще подход. И еще один. Легкая эйфория от собственной мощи кружила голову… Заглянул менеджер Ван – поджарый и смуглый парень лет тридцати. Посчитал вес на штанге, довольно кивнул. – Сегодня твой рекорд, да? – спросил по-английски. Я вытер лицо полотенцем. – На пять килограммов, мужик. Ты за всеми успеваешь следить? – Работа такая! Ван сделал ответственное лицо. – Такие, как ты, у нас в зале нечасто бывают. – Ну, так дай мне скидку. Буду вам рекламой, а с тебя – бесплатный абонемент на следующий год. Ван хитро рассмеялся: – Осилишь двести – тогда поговорим. – Ловлю на слове, – подмигнул я ему. – Ну-ка, скажи мне, для бодрости… Помнишь, учил тебя? |