Онлайн книга «Билет на вчерашний трамвай»
|
А однажды я вдруг приподнимусь на локте, и лицо мое будет покрыто нежным румянцем, и я пылко воскликну: «Прощайте, мои любимые! Я ухожу от вас в лучший из миров! Не плачьте обо мне. Лучше продайте мою квартиру и пробухайте все бабки! Потому что я вас очень люблю!» И откинусь на высокие подушки бездыханной. И сразу все начнут рыдать, и платками зеркала занавешивать, и на стол поставят мою фотографию, на которой я улыбаюсь в объектив… Нет. Это дурацкая фотка. Лучше ту, где я в голубой кофточке смотрю вдаль… Да. Точно. Я там хорошо вышла. И закопают меня под заунывные звуки оркестра, и пьяный музыкант будет невпопад бить в медные тарелки… Но я не умираю. Я мучаюсь две недели, а потом выздоравливаю. И наступает Новый год. Болею вторую неделю. Изредка мне звонят подруги, интересуются степенью моего трупного окоченения. Потом спрашивают, не принести ли мне аспирина, получают отрицательный ответ и уезжают к бойфрен-дам. А я болею дальше… Но сегодня мне еще не позвонил никто. Кроме Генри… Он вообще звонил часто. Но почему-то меня его звонки не раздражали. Нет, я не ждала их и вообще не вспоминала о нем между звонками. Но вдруг поймала себя на том, что не разговаривала по пять часов по телефону с тех пор, как училась в школе. О чем можно говорить пять часов? А обо всем. Обо всем и ни о чем. Иногда Генри приходил ко мне в гости и мы пили чай на кухне. Он рассказывал, как они с Сашкой в детстве угнали у соседа ушастый «запорожец», а я улыбалась и перекусывала зубами нитку, которой пришивала пуговицу к его куртке. Мне было с ним спокойно. Уютно. Хорошо мне было. Пару раз возникали мысли оставить его у себя на ночь, но я их тут же отгоняла. Я не хотела терять то, что у нас как-то незаметно складывалось. У Димки были девушки. И немало. У меня тоже были какие-то связи, из которых, как я надеялась, может со временем вырасти что-то большее, чем просто секс по субботам. В общем, от добра добра не ищут. Радуйся тому, что имеешь, и не пытайся выкачать из этого больше, чем тебе дают. Жадность еще ни до чего хорошего не доводила. Дзынь-дзынь! Открываю дверь. На пороге стоит сугроб. – Привет! – говорит сугроб и дышит на меня холодом. – Привет, – говорю, – ты сок принес? – Принес, – отвечает сугроб. И добавляет: – А яду нет. Кончился яд. – И без перехода: – Ой, какая ты убогая… – Спасибо, – поджимаю губы и копаюсь в сугробе в поисках сока. Сугроб подпрыгивает, фыркает и становится похож на человека, который принес сок и плюшевого Деда Мороза. – Дай! Дай! – тяну руки и отнимаю игрушку. – Пошли чай пить, – пинает меня сзади человек-сугроб, и мы идем пить чай… Дед Мороз стоит на столе, поет и топает ножкой… На улице – холодно. И дома холодно. Только под одеялом тепло. И даже жарко. Я в первый раз за всю последнюю неделю засыпаю спокойно. Я не кашляю, у меня нет температуры, и я прижимаю к себе Деда Мороза. – Умирать не передумала? – слышу рядом голос и чувствую в нем улыбку. Улыбаюсь в темноте и делаю вид, что сплю. ВСЕ У НАС БУДЕТ ХОРОШО – Ксень, – Генри кинул в чашку два куска рафинада и пододвинул ее ко мне, – останься у меня на ночь в пятницу. Я отхлебнула горячий чай, сунула в рот конфету и ответила с набитым ртом: – Ну на фига, Дим? Ты ж знаешь, я на подъем тяжелая. А по пятницам у меня вообще настроения никакого нет. Генри присел на корточки, положил голову мне на колени и посмотрел в глаза: – Знаешь, такое ощущение, что я в Бирюлево живу. Пешком же десять минут. А с пятницами мы, кажется, разобрались. У тебя есть я. Я тебя даже люблю. Иногда. Ну, во всяком случае, делаю вид, что люблю. Не хочется тебя обижать… – Говнюк. – Ага. Зато твой. Ты себе завидовать должна. А не жалеть себя. У тебя ж теперь Генри есть. Вдумайся только: сам Дмитрий Николаевич Вербицкий оставил свои великие дела и, вместо того чтобы пить вкусную водку в компании славного своего друга Сашки, сидит у тебя на кухне и уговаривает пойти к нему в гости. Так везет раз в жизни, да и то не каждому. Я пошуршала фантиком от конфеты. – Хорошо, я приду. Только пообещай, что в пятницу ты с Сашкой встречаться не будешь. – А почему? – Не прикидывайся шлангом! Знаю я эти ваши: «Ну че, Генри, по пивку?» – «Ну, давай, Сашок». А потом… – А что потом? Потом я… – Правильно. Начинаешь мне звонить и нести порожняк. А меня это… – Бесит. – Выбешивает, да. И ладно бы просто звонил, так ты еще… – Прихожу к тебе с цветами. Разве плохо? – Отвратительно. Красные розы неудачно сочетаются с косыми глазами. – Ты жестока, Ксеня. – А ты отвратителен, когда пьян, Генри. – И все равно ты меня любишь. – Люблю. Только ты мне тут на чувствах не играй. Сегодня люблю, а завтра разлюблю. – А вот и врешь! – А вот и нет! – Придешь в пятницу? – Приду. Димка чмокнул меня в коленку и поднялся. – В ванну идешь? Я тебе там пены напустил, камней каких-то накидал, для антуражу. Я поставила пустую кружку на стол и протянула Димке руку. – Отнеси меня. Димка легко поднял меня со стула. – Что, туз перевешивает? Говорил я тебе, не жри конфеты бочками. Так и до парши недалеко. – Какая еще парша? – Такая парша. На лишай похожая. Будешь у меня вся такая паршивая… – Как ты? – Я – паршивый?! – Не то слово. Все, я в ванну. Бери табуретку, тащись ко мне, будем сидеть и разговоры разговаривать. Генри отпустил мою руку и наклонился за табуреткой. – Слушай, где у тебя выключатель находится? Такое ощущение, что ты три года молчала и только сейчас голос прорезался. – О-о-о, Вербицкий, знаешь, какой у меня выключатель? Бери стул, дуй в ванную, там и покажу. – Не, Ксень, это не выключатель. Это, наоборот, включатель. Типичная баба. В технике – ноль полный. – Зато в другом – ас. – В смысле – задница? – Тьфу на тебя, клоун. |