Книга Самострел, страница 23 – Олег Блоцкий

— А солдата по харе бить не стыдно? — взвизгнул начштаба.

Ругань и зубовный скрежет вновь обрушились на лейтенанта. Подполковник орал, широко раскрыв рот, и фанерные стены комнаты вибрировали. Начштаба бегал вокруг стола, и тот покачивался, припадая то на одну, то на другую сторону. Подполковник приближался к Сигову, подносил сжатый кулак и тыкал им в лицо лейтенанту.

Сигов стоял, как изваяние, ни разу не шелохнулся, только часто хлопая глазами. Решил, наверное, перенести все, только бы остаться в Афгане.

Когда начштаба, задыхаясь, стал чертить круги возле офицеров с меньшей скоростью, за дело принялся опытный, тертый капитан Горбунов. Его внезапно одолел кашель, и он поднес руку ко рту.

Подполковник, громко дыша, схватил графин и стал хлебать воду прямо из горлышка.

— Гхе, гхе, гхе, — вновь зашелся в кашле Горбунов.

Запрокинувший голову подполковник скосил глаза. Комбат перехватил взгляд и тут же неторопливо начал.

Слова его покатились медленно, спокойно, размеренно и даже чуточку скорбно.

— Товарищ подполковник, Сигов, безусловно, идиот. Он запятнал честь батареи, всего полка, и прощения ему нет. Но, если разобраться, то Маркова убить мало. Отпетый негодяй, слово даю.

Начштаба грохнул графин на стол и обреченно махнул рукой.

— И ты туда — покрывать своего. Хороша компания, нечего сказать.

— Никак нет, — возразил Горбунов. — Вы Маркова не знаете. Он у молодых деньги забирал. Сигов увидел, вмешался. Так этот подлец и бровью не повел. Деньги не отдал и еще куражиться начал: «Вы кто такой? Я в Афгане два года, а вы три недели», — повторил капитан и продолжил, как бы размышляя сам с собой: — За такие слова, по моему мнению, убивать надо. Что будет, если каждый бойчишка начнет считать свои заслуги? Да было бы что считать?! Паршивец в каких-то задрипанных колоннах побывал, на несколько операций сходил и мнит себя героем. Конечно, если бы там я оказался или кто-нибудь другой из офицеров батареи, подобных разговоров не было бы. А Сигов что? Опыта маловато. Вот и решил Марков над ним поиздеваться, при всех, замечу. Как после этого взводному работать? Подонок на дембель уйдет, а другие-то останутся. И что, тоже будут боевые считать?

Подполковник вонзил взгляд в лейтенанта.

— Так и было?

Сигов вытянулся, кивнув.

Начштаба дергал себя за ухо. Горбунов продолжал обволакивать его спокойной, вкрадчивой речью.

— Не сдержался взводный. Так за это мы его накажем. Обязательно. Что так получилось — с кровью — это не по злобе. Сигов сам по себе парень хороший. Работает как вол. Вышлем в Союз — кто придет? Сами знаете, сейчас там все волынят. Выдернуть кого-то — мертвое дело. Все тут же оказываются многодетными, больными, хромыми или такими покалеченными, что их в гроб пора паковать. А Сигов парень здоровый, — начштаба и капитан почти одновременно рассмеялись, — холостой. По дому не тоскует, голову всякой дурью не забивает — день-деньской как белка в колесе во все вникнуть пытается. Может, дадите ему испытательный срок, товарищ подполковник? Посмотрим. Если что не так — вышвырнем, и дело с концом.

Начштаба осклабился, обнажая передние потемневшие от постоянного курения зубы.

— Баюн ты, Горбунов. Без мыла в задницу влезешь. Почему в замполиты не пошел?

— Потому, что совесть до конца не потерял, — откровенно признался комбат.

Подполковник, как и любой офицер, вкалывающий от раннего подъема и до глубокой ночи, не любил политработников. Он громко загоготал, откинувшись на спинку стула.

Отсмеявшись, начштаба закурил и задумался.

Сигов и Горбунов настороженно молчали. Лейтенант чувствовал, как холод обручем стягивает низ живота.

Наконец начштаба шевельнулся, завозил пальцем по бумагам, лежащим на столе. Палец уперся в какую-то строку. Подполковник медленно поднял голову. Взгляд напряженный и решительный. Глаза холодные.

Сигов вытянулся по стойке смирно.

— Вот что, Горбунов, — начштаба точно гвозди вколачивал в толстенную доску, — у Сигова есть шанс. Один. Послезавтра ночной патруль. Пусть заступит. Пусть службу понесет. Может, что-нибудь и выйдет.

— Так точно, товарищ подполковник, — вспыхнул Сигов, — выйдет, не сомневайтесь!

Но, напоровшись на колючие, ледяные глаза подполковника, лейтенант замолчал.

Начштаба, усмирив взглядом Сигова, продолжил так, будто того и вовсе нет в кабинете.

— Смотри, Горбунов, это его последний шанс. Патруль должен быть патрулем, а не мули-вули. Понял?

— Так точно.

Напускное равнодушие и скрытое лукавство комбата моментально испарились. Официально-серьезный капитан кивнул.

— Идите.

Офицеры отдали честь, повернулись, как положено, через левое плечо и вышли из кабинета.

На ступеньках штаба, вытягивая трясущимися пальцами сигарету из пачки, протянутой капитаном, счастливый Сигов заглянул командиру в глаза, сказал:

— Комбат, не бойтесь, не подведу! Начштаба будет доволен!

Горбунов посмотрел на счастливое, дурашливое лицо лейтенанта и грустно улыбнулся.

— Колюха, Колюха! Не говори «хоп» раньше времени. В модуле обо всем потолкуем.

…В небольшой комнатушке комбата густо-сине от дыма. Кондиционер, захлебываясь, чихал и булькал, но не успевал даже разогнать по углам плавающие клубы дыма.

На кровати лежал Горбунов. В ногах у него примостился старшина батареи — юркий, как сперматозоид (определение капитана), азербайджанец Тофик Юнусов. У изголовья на табурете — Сигов, или, как теперь его называл комбат, — «Смерть дембелям».

— Значит, Тоф, не судьба тебе попасть в патруль, — закончил рассказ о передрягах в штабе капитан.

Юнусов понимающе взглянул на Сигова.

— Ясна, командир. Нада так нада. Хотел себе магнитофон купить — потом сделаю. Умирай, но товарища спасай, — засмеялся Юнусов.

Капитан перехватил затравленный, почти бессмысленный взгляд Сигова и вздохнул:

— Человек ты здесь новый, Коля. Еще, считай, ничего не видел. Со временем все узнаешь. Давай лучше, как любит наш замполит говорить, ближе к телу. — Горбунов перевернулся на бок, оперся на руку щекой. — На ночь по Кабулу от частей выставляются патрули. Не везде, конечно, а в определенных местах: возле госпиталей советских, около посольства, вокруг аэродрома и на крупных перекрестках в центре города. Вечером они заступают, а утром — сменяются. Ночь для волка — особая пора. — Горбунов хмыкнул и схватился за подбородок. — В это время он и кормится. Мы тоже. Ночной патруль — опасная вещь, но денежная. За ночь тысяч двадцать — сорок сделать можешь. Цифра эта тебе ничего не говорит, в местных деньгах ты еще не разобрался. Так вот, если твою зарплату за месяц взять и перевести в афошки, то получится… — капитан запнулся, подсчитывая. Юнусов немедленно подсказал: