Книга Самострел, страница 25 – Олег Блоцкий

Вдоль нее — сгоревшие, искореженные остовы грузовиков; перевернутые или, точно присевшие на колени, с оторванными напрочь колесами, закопченные бронетранспортеры без пулеметов.

Рядом с асфальтом, исполосованным следами огня, белыми кристалликами соли — мелкое битое стекло и россыпи тусклых гильз.

Солдату вдруг подумалось, что выполз из зарослей огромный дракон, дохнул огненным смерчем на машины, и застыли они, обезображенные, прерывая свой бег. А черные, обугленные полосы на самой дороге — следы шершавого языка дракона смерти, что живет в Мухамедке.

Если кошмар при виде разбитой колонны вселял в солдат некий абстрактный ужас, то прапорщик попросту дрожал от реального страха, стискивая потными пальцами теплый металл автомата.

Неделю назад он встретился с этим драконом и видел его смертельный оскал.

Горели и взрывались машины. Люди выпрыгивали, выползали из них, скатывались на обочину.

Пули свистели, визжали, скрежетали и роями носились над дорогой. Раскаленные осы рвали на части все, что попадалось им на пути. Впивались в броню, злобно отскакивали и вновь кидались в атаку. Насмерть укусить не получалось, и тогда на помощь осам из густых придорожных зарослей торопились маленькие смерчи — гранатометные выстрелы.

Пламя, копоть, гарь…

Мат, стоны, ярость…

Бочков, распластавшись на земле за колесами «Урала», под его днищем, безостановочно садил из автомата в ощерившуюся зеленую чащобу. Автомат дрожал. Ствол постепенно становился синевато-сизым.

В ушах давило, в голове звенело, а Бочков что-то бессвязно выкрикивал, стрелял и снова кричал, бросая молящие взгляды направо. Там отчаянные парни на боевой машине пехоты, вроде бы и не замечая огненно-свинцовых волн, которые часто и упруго накатывались на них, пытались столкнуть с дороги пылающие машины и освободить путь застрявшей в ловушке колонне.

Деревья и заросли кустарников — логово дракона — становились реже. Наконец они окончательно исчезли. Справа пошла безжизненная мертвая равнина с редкими опухолями холмов.

Бочков захохотал, дернул предохранитель вверх и опустил стекло. Густые теплые потоки воздуха загуляли по кабине.

Прапорщик высунул потное блестящее лицо в окно и три раза сплюнул. Слюны не хватило — горло пересохло, и Бочков закашлялся. Потом откинулся на дерматиновое сиденье, достал сигареты и долго взахлеб радостно матерился. Кровавого цвета пачка «Примы» дрожала в его руке.

— Что, Семен, скоро водочку будем пить и женщин гладить?

Прапорщик прикурил сразу две сигареты, одну воткнул в зубы водителю.

— Что молчишь?

— Не пью, поэтому и молчу.

Бочков даже взвизгнул.

— Знаю, где вы бражку гоните. Ничего, как созреет — так и конфискую. Но ты не расстроишься? Ведь не пьешь, да? — съехидничал Бочков и затараторил: — А я вот — выпью. После такой, братан, дороги очень даже полезно. В прошлый раз страху здесь натерпелся! Как начали долбить душары, так думал — все, не вылезем. Точно ужак под колесами ползал. Сейчас на машины смотрел — вспоминал, а сердце в самой глотке колотилось. Веришь, нет?

Семенов мотнул стриженой головой. Сам он в той колонне не был, но видел вернувшихся ребят и слышал их сбивчивые рассказы. Ходка в самом деле была страшная: семеро убитых и пятнадцать раненых.

— Теперь, Семен, к инфекции. Там наше место, — обмякал все больше прапорщик. — Отменная стоянка! Забор, а за ним в модулях сто баб — бесхозные и на любой вкус. Ой, есть там у меня одна. — Бочков сладко зачмокал губами. — Королева красоты.

Солдат с сомнением взглянул на маленького, круглого Бочкова. Прапорщик этого не заметил.

— В прошлый раз, когда уезжал, так расстроилась, так расстроилась. Места себе не находила! Чуть не плакала. Ничего — сейчас она будет рыдать от восторга.

Бочков залихватски подмигнул водителю и мечтательно замолчал. Выражение лица становилось сладостным.

Колонна остановилась на пустыре слева от инфекционного госпиталя. Еще не успели опасть на землю клубы поднятой колесами пыли, как к машинам со всех сторон кинулись афганцы. Здесь, впрочем, как и на другой стоянке — Теплом Стане, они имели свой интерес.

По ценам гораздо ниже, чем на кабульских базарах, где можно было достать абсолютно все, торговцы скупали в приходящих советских колоннах ходовой и дефицитный товар: теплое нательное белье, матрасы, кровати, запчасти для машин, ящики говяжьей тушенки, топливо, муку, сгущенку, радиостанции, сахар, мешки риса, бушлаты и оружие, если находились смельчаки, которые отваживались его именно здесь продавать. Затем с большой выгодой афганцы все это перепродавали.

К Бочкову подскочил невысокий черноволосый парень в широченных штанах и длинной, как платье, рубахе. Он схватил прапорщика за руку и радостно затряс.

— Здравствуй, командор! Что привез? Товар есть? Давай! Беру!

— Э, Толик, — попытался вырвать руку из немытой ладони Бочков, — завтра приходи. Некогда сейчас — к ханум иду. Понял, да?

— Другому товар отдаешь? — испугался афганец и не только не выпустил руку прапорщика, а еще сильнее сжал ее.

— Да нет. Тебе отдам. Как всегда. Товар есть — два кондиционера, один тент камазовский, три палатки. Все новое — муха не сидела.

— Давай! Давай! Сейчас беру! — торопил афганец.

— Ну, ты и бестолковый, — разозлился Бочков и высвободил наконец руку, — завтра приходи. С деньгами.

— Не обманешь, командор?

Бочков достал чеки из кармана и помахал ими.

— К ханум тороплюсь. Водка нужна. Понял?

Услышав о водке, парень тут же поверил прапорщику и потянулся к деньгам.

— Сколько?

— Две большие.

Афганец мгновенно исчез, растворяясь среди машин и снующих вокруг солдат. Появился он так же внезапно, достав из-за пазухи бутылки.

— Только мне, командор, товар отдашь, — крикнул он напоследок, устремляясь в глубь колонны.

Бочков стал готовиться к походу в гости. Он достал из пакета новую, аккуратно сложенную форму и прямо у машины, демонстрируя синие солдатские трусы, переоделся.

Затем в ход пошли гуталин, щетка и бархотка. Прапорщик долго пыхтел, возился и громко чертыхался. Через некоторое время туфли сияли.

Бочков сгонял водителя за теплой водой и принялся тщательно скрести щеки и подбородок безопасной бритвой. Все из того же волшебного пакета он извлек белое вафельное полотенце: в середине оказался одеколон. Прапорщик закрыл глаза и принялся колотить по щекам ладонью, щедро поливая ее остро-пахнущей жидкостью.

Семенов сидел возле машины, курил и зачарованно водил глазами за суетящимся Бочковым.

Наконец прапорщик вскочил на подножку машины и заглянул в зеркало. Потом осторожно ступил на землю, чтобы не запылить туфли, и одарил солдата улыбкой: «Главное, Семен, в нашем деле — обхождение. Запомни, бача, женщины от этого теряют сознание и сразу падают на кровать. Особенно здесь. Любят они культуру».