
Онлайн книга «Самострел»
«Культуру, — ехидно подумал водитель, ухмыляясь. — Деньги они любят — поэтому и валятся как подкошенные». По рассказам более опытных ребят знал Семенов цены на многих госпитальных телок, которых они между собой называли «чекистками». Реденькие бровки Бочкова стянулись к переносице. — Нечего лыбиться! Уйду — чтобы порядок был. Машину подгонишь к злобинской, состыкуешь задницами впритирку, и всю ночь — сторожить. Пропадет что-нибудь — значит, ты, собака, продал. Голову оторву! За оружием смотри. Если что — убью! Перед лицом солдата заплясал кулак, резко отдававший одеколоном. Водитель поскучнел — Бочков был скор на расправу и имел тяжелую руку. А к прапорщику после такого дружеского совета вернулось отличное настроение. Губы растянулись в улыбке, и он похлопал Семенова по острому, худому плечу. — Служи, сынок, как дед служил, а дед на службу хрен ложил. Жди утром. Бочков схватил крепкий полиэтиленовый пакет, где кроме водки лежал какой-то аккуратненький сверточек, перевязанный чуть ли не алой кокетливой ленточкой, и рысью заспешил в «инфекционку». Появился прапорщик значительно раньше названного срока. Еще вовсю гремели магнитофоны в госпитале, где гуляла добрая половина колонны. Видимо, не у одного Бочкова была там своя «королева красоты». Прапорщик шел, спотыкаясь, не разбирая дороги, и злобно ругался. С трудом он заполз в кабину. Семенов включил свет и обомлел. Лицо Бочкова — сплошь свежайшие ссадины и царапины. Из толстенной вывороченной губы сочилась кровь. Куртка в нескольких местах разорвана. Спереди — темные крупные пятна, спина в пыли и грязи. Судя по всему, кто-то очень долго валтузил прапорщика и катал его по земле. Причем ногами. — Твою мать, твою мать, — упрямо произносил Бочков, то и дело поднося разбитые руки к лицу. — Твою мать, обезьяна джелалабадская. Семенов схватил котелок и вывалился из кабины. — Твою мать в три погибели, шлюха подзаборная, — как заведенный, продолжал заклинать Бочков. Возле него озабоченно суетился водитель. Опускал кусочек марли в теплую воду. Потом, закусив губу, осторожненько, слегка прикасаясь, водил им по лицу и рукам Бочкова, стирая засохшую корочку. Пьяный прапорщик, как малое дитя, послушно поворачивался в руках Семенова и все твердил: — Мать твою так, блядь кабульская. Наконец солдат закончил. Оторвал кусочек марли побольше, окунул в котелок и протянул прапорщику. — К губе приложите. Поможет. — Сигарету и выключи свет, — простонал Бочков. Мир раздвинулся и замелькал разноцветными сполохами на аэродроме, переливаясь бесчисленными огоньками далекого города. В кабине, искрясь, рдели красные точечки. Они то исчезали, то появлялись вновь. — Козлы! Гады полосатые! — вспыхнул Бочков. — Кто? Прапорщика прорвало, и он закричал, давясь словами: — Десантура — козлы! Змеи полосатые, которые за аэродромом стоят. У-у-у, гады! Сижу, значит, выпиваю культурненько, а тут они вдвоем вваливаются. Я им и говорю: «Давайте, мужики, завтра увидимся. Вы, наверное, адресом ошиблись». А шлюха как заверещит: «Не уходите! Оставайтесь! Это он адресом ошибся!» — Это я ошибся!? — заревел Бочков и грохнул кулаком по панели. — Ох, хотел я этой стерве в морду съездить, да бугаи навалились. Здоровые, сволочи! — прапорщик надолго замолчал, а потом начал бессвязно бормотать: — Но… короче… обман… получился… здесь. Бочков затих, уронил голову на грудь и шумно задышал, постепенно выравнивая дыхание. По кабине густо плыл запах перегара. Семенов морщился и хватал воздух ртом. Музыка за забором, сложенным из бетонных плит, стихала. На аэродроме гудели, взлетая и заходя на посадку, самолеты, нервно мигая красно-желтыми фонарями. От «инфекции» к уснувшим машинам торопливо скользнуло несколько теней. Солдаты спешили обратно. Бочков сопел, шлепал губами, постанывал и беспокойно ворочался на сиденье. Подбородок у Семенова пополз вниз. Солдат начал засыпать, когда прапорщик охнул, распрямился и вцепился ему в руку. — Семен, ты? — Я! — Заводи!!! — ??? — Заводи! На Теплый Стан рванем. Давай! Живет там одна безотказная — в любое время дня и ночи. — Товарищ пра… Бочков разжал пальцы и снизу-вверх двинул рукой. Клацнули зубы, голова солдата откинулась назад. — Быстрее, — зверел прапорщик, — не то я… Машина тронулась. — Фары будешь включать, когда скажу. За водкой еще заедем, — словно в лихорадке, трясся Бочков и жадно тянул воду из фляги. Глубокой ночью патрульный бэтээр снялся с поста и пошел к Теплому Стану. Опытный водитель фар не включал. С двух сторон наползали на дорогу квадраты глиняных дувалов. Кое-где лениво побрехивали бездомные собаки. С гор, окружающих Кабул, трассеры вычерчивали разноцветные пунктиры. Стрельбы слышно не было. Казалось, что светлячки перелетают со склона на склон, останавливаясь на время, чтобы передохнуть. Сигов сидел наверху и зябко поводил плечами. Холодало. Рядовой Рамишвили, который был рядом, участливо прошептал: — Сейчас. Место тихое. Дукан далеко от домов. Бронетранспортер свернул налево. Механик-водитель сбросил газ, и машина беззвучно покатилась по асфальту. Бэтээр впритирку остановился возле длинного металлического контейнера. В таких по железным дорогам, в трюмах судов перевозят грузы. Смекалистые афганцы приспособили их под магазинчики. Солдаты схватили плащ-палатку, мягко сползли на землю и завозились возле замка. Дверь приоткрылась. Сигов сидел на холодной броне. Затылок сдавило. Курить хотелось до умопомрачения. Лейтенант, пересиливая себя, спрыгнул на землю и заглянул в контейнер. Вспыхивал тоненький вороватый лучик. Солдаты накидывались на пестрые целлофановые пакеты, которые стопками высились на стеллажах, и швыряли их на брезент. — Скоро? — Есть товар! Есть! — радостно ответил Рамишвили. Сигов насторожился — где-то вдалеке зашумел мотор. Сердце начало цепляться за ребра. Лейтенант вскарабкался на бронетранспортер и сунул голову в люк. — Бойко, послушай! Кажется, едет кто-то. Солдат вынырнул из машины, наставил ухо. — Точно. В нашу сторону. Механик-водитель тонко и длинно свистнул. Из контейнера выглянул Рамишвили. — Шухер! Едет кто-то. Сматываемся! — выпалил Бойко, юркнул вниз и стал запускать двигатели. |