
Онлайн книга «Штрафбат»
Цепи штрафников медленно шли по улочкам, держа наготове автоматы, заглядывали во дворы. Из палисадника неожиданно выскочила курица и с кудахтаньем побежала через дорогу. Кто-то из штрафников вздрогнул, дал длинную очередь — курица подпрыгнула и повалилась на землю. Перья полетели в разные стороны. Штрафник кинулся к ней, поднял, стал запихивать в вещевой мешок, бормоча: — Питательный будет бульончик… И в это время из полуразрушенного дома простучала автоматная очередь, и штрафник упал на дорогу, так и не успев запихнуть в мешок свою курицу. Тут же трое бойцов, шедших по другой стороне улицы, бросились на землю и открыли огонь из автоматов. Потом один вскочил, перебежал дорогу и швырнул в окно дома гранату, потом еще одну — вслед за взрывами из окна повалил черный дым, а затем раздались громкие голоса: — Сдаемся! Сдаемся! Из-за дома показались двое немцев с поднятыми руками. Они вышли через вырубленный палисадник на улииу, бросили автоматы на землю и снова подняли руки. Один из штрафников вскинул свой автомат, но другой остановил его: — Черт с ними. А то после скажут — зверствовали, пленных убивали. Обрывками веревок немцам связали за спинами руки и погнали по улице впереди себя. Группа Глымова, шла по другой улице, так же настороженно оглядываясь по сторонам. Проходили один дом за другим, и все они были пусты. — Куды ж народ-то подевался? — недоуменно спрашивал Глымов. — Неужто всех перебили? — Да небось в леса разбежались… Как бои начались, так и разбежались… — отвечал Леха Стира. — Слышь, Петрович, может, сюда заглянем? Глядишь, пожрать разживемся? — Стира указал на обгоревший, но все же целый дом с порушенным палисадником. Они вошли в палисадник и увидели труп немецкого солдата. Стира деловито обшарил у него карманы, извлек зажигалку, пачку сигарет: — Покурим, Петрович, лафа! Морской пехотинец Олег Булыга, Савелий Цукерман и еще человек семь бойцов шли по третьей улочке, узкой, заросшей кустами сирени. — Ну, быть такого не может, чтоб во всем этом тухлом городишке самогонкой не разжиться, а, Савелий, как считаешь? — говорил Булыга. — Не знаю… вообще-то где-то должна быть… — Ты, Савелий, держись Булыгу, будешь сыт-пьян и нос в табаке. — А я не курю, — усмехнулся Савелий. — Я курю. Я… — торопливо вставил боец, шедший сзади них. — Ни немцев не видать, ни жителей, тьфу, — сплюнул Булыга. — Щас бы поросеночка поймать… или курочку… С голодухи живот к спине прилип. Булыга пригляделся к окнам небольшого домика в глубине палисадника, обернулся: — Двигайте дальше, я догоню, — и нырнул в заросли сирени. — Что там? — спросил Савелий, остановившись. И еще один штрафник, молодой парень, остановился, вопросительно глядя на Савелия: — Он чего, в дом пошел? — Проверить хочет… — ответил Савелий. Олег Булыга, держа автомат наперевес, вошел в дом, миновал сени и оказался в маленькой горнице. Никого. Только покосившийся, без одной ножки стол, разбитая посуда на полу, да какое-то тряпье разбросано в беспорядке. Булыга потянул носом воздух, вышел из дома, обогнул его, осторожно ступая. Почти вплотную к дому стоял хлев для коровы и телят. И тут никого — лишь засохший навоз, сорванная калитка, остатки сена наверху, дырявая крыша. И вдруг в сене кто-то зашевелился. Булыга вскинул автомат: — Хенде хох! Вылазь, сучара, или стреляю. — Не надо, дяденька… — раздался тонкий девичий голосок, и из сена выглянула девушка лет шестнадцати, в ситцевом платьице и черном суконном пиджачке. — А ну, слазь! — скомандовал Булыга, направляя на нее автомат. Девушка стала спускаться по шаткой лесенке. Булыга смотрел снизу вверх, видел мелькающие голые ноги, худые белые бедра, а дальше — тревожащая сладкая глубина. Булыга проглотил слюну, усмехнулся. Девушка спустилась и стояла теперь перед ним, обсыпанная сеном, светловолосая, с яркими синими глазами и пухлыми, еще детскими губами. — Как звать? — спросил Булыга, отводя автомат и придвигаясь ближе. — Зоя… — Родители где? — Не знаю… как бой начался, все побегли кто куда… Может, в погребе хоронятся. — Ишь ты какая… синеглазая… — Булыга погладил ее по острому плечу, по тонкой шее и вдруг обнял за талию, прижал к себе, стал целовать в губы, повалил на землю прямо у лестницы. — Не надо, дяденька… ой, что вы делаете… ой, не надо… дяденька, миленький, не надо… Девушка отчаянно сопротивлялась, кулачками била Булыгу в грудь, по лицу, но движения его были мощны и неумолимы, и девушка сдалась, тихо заплакала, простонала: — О-о-ой… что ж вы делаете… о-ой… Булыга часто, громко дышал, крепкий зад его, обтянутый зелеными галифе, поднимался и опускался, и пехотинец торопливо бормотал: — Ну че ты, Зоя… ведь хорошо же, а? Хорошо, правда, Зоя… хорошо… И в это время из-за дома вышел молодой штрафник, что остался ждать Булыгу вместе с Савелием. Он озирался по сторонам, глядел вверх и не видел лежавших в хлеву Булыгу и Зою. Но под ногой его громко хрустнула ветка, Булыга вздрогнул, схватил автомат, и, привстав над девушкой, дал короткую очередь. Боец охнул, схватился за живот, упал на колени и ткнулся лицом в землю. Девушка пронзительно завизжала, вырвалась из-под Булыги и бросилась бежать за хлев, в огород. Из-за угла выскочил Савелий, наткнулся на убитого, остановился. Булыга с растерянным видом подошел к лежавшему на земле штрафнику, на ходу подтягивая штаны. Присел, перевернул бойца на спину. Остекленелые глаза его смотрели в небо. — Ах ты черт, какая бодяга вышла… — пробормотал Булыга и, наклонившись к груди парня, послушал, бьется ли сердце. Разогнулся, взглянул на Савелия: — Готов… — Как готов? Что готов? — бессмысленно спрашивал оглушенный Савелий. — Ты чокнулся, да? Что ты наделал, идиот! Ты же убил его!! — Ну, тихо, тихо, — остановил его крики Булыга. — Не поднимай шухер… Я что, специально его, что ли? Выскочил, как черт из бутылки и — нарвался. Я же не видел… я сам испугался — подумал, немец… — Булыга рукавом утер пот с лица, трясущимися пальцами достал из пачки «Севера» папиросу, прикурил, ломая спички, жадно затянулся. — Ты понимаешь, теперь трибунал будет? — сказал Савелий. — Не будет никакого трибунала, — резко ответил Булыга, — если ты язык в задницу засунешь и будешь молчать, понял? А хоть слово вякнешь, я скажу, что это ты его… — Как это я? — вконец оторопев, спросил Савелий. |