Книга Меч и ятаган, страница 30 – Саймон Скэрроу

Когда все четверо сели, Томас отодвинул от себя тарелку, еда на которой оказалась нетронута. Сделать то же самое он исподтишка указал и Ричарду: негоже оруженосцу уплетать в одиночку перед старшими по званию.

— Сэр Томас, прошу извинить меня за то, что нарушаю традиции этикета и прямиком перехожу к делу. Просто перед отплытием на Сицилию у меня осталось мало времени. Скажите мне, что вам известно о положении на Мальте?

— Лишь то, что поведал мне рыцарь, доставивший в Англию письмо с вызовом. Он сказал, что из донесений осведомителей Великий магистр прознал о намерениях султана захватить Мальту, чтобы раз и навсегда покончить с Орденом Святого Иоанна.

— Это действительно так, — дон Гарсия кивком подтвердил достоверность этих сведений. — На уме у него занять Мальту, и через это защитить свои пути снабжения. И этот его замысел мы должны сорвать. Его общую стратегию я знаю назубок. Вот уже много лет Сулейман и его союзники-пираты расширяют свое влияние в западном Средиземноморье. Каждую весну мы с тревогой ждем, когда на восточном горизонте появятся акульи плавники их парусов, но пока сарацины довольствуются тем, что пробуют на прочность берега Италии, Франции и Испании, захватывая наши суда и совершая набеги на прибрежные села и городки, чтобы разжиться невольниками. И до сих пор мы мало что могли им противопоставить. Пока мы, получив сообщение, отправляли к месту флотилию, нечестивцы уже успевали ускользнуть. Тем временем я делал все от меня зависящее для подготовки наших оборонительных рубежей, а также галер к внезапному и, увы, неминуемому вражескому нападению. И вот это время настало, сомнений нет. Наш осведомитель в Стамбуле видел приготовления неприятеля своими собственными глазами. В Золотом Роге сейчас тесно от галер и галеонов, а по суше к городу ежедневно подходят целые обозы с порохом, боезапасом, осадными орудиями и провиантом. У стен Стамбула яблоку негде упасть от десятков тысяч солдат, ждущих посадки на корабли. — Испанец, чуть отстранившись, забарабанил пальцами по подлокотникам кресла. — В том, что турки не пройдут, не может быть сомнения. Этого момента я сам давно ждал. Более того, страстно жаждал. Настал судьбоносный год, когда нашей вере суждено возвыситься — или же пасть под тенью полумесяца.

— Насчет возвыситься — не знаю, а выстоять мы должны, — твердым голосом произнес Томас. — Если же Ордену суждено погибнуть, то пусть то, как это произойдет, послужит примером стойкости остальному христианству.

— Уповаю на правоту ваших слов, сэр Томас. Если государи Европы не договорятся меж собой об общем противостоянии угрозе, наша скорбная участь предрешена, и народы наши будут вынуждены склониться перед ложной верой. Единственное, пусть и небольшое, утешение в том, что мы с вами этого срама уже не застанем. Клянусь здесь, перед вами, что я погибну с мечом в руке и благословенным именем Иисуса на окровавленных моих губах и не буду целовать ими туфлю Сулеймана.

— Мы все в этом клянемся, — сказал на это Томас и сделал крестное знамение.

После недолгого молчания вновь заговорил дон Гарсия.

— Свои силы я решил сосредоточить в пределах Сицилии. Его Величество уведомил все европейские державы, что если они надумают присоединиться к нашему великому делу, то могут посылать своих солдат и корабли к нам на Сицилию. С Божьей помощью у меня в распоряжении окажется достаточно галер для противостояния армаде Сулеймана. Кроме того, это придаст моим действиям гибкость: если он вздумает вначале ударить по Мальте, то я тронусь на юг, а если высадится в Италии, то поплыву на север.

— Мудрый замысел, благородный дон, — одобрил Томас.

— Мудрый? Пожалуй, — улыбнулся Гарсия. — Но только если я получу все обещанные мне силы. А иначе шансов на победу у нас, прямо скажем, негусто.

Кашлянув, подал голос Фадрике:

— В каком бы мы ни были меньшинстве, с нами Бог. А потому одолеть нас невозможно. Бог наш истинный, а значит, всемогущий, и не допустит этого.

— Разумеется, ты прав, — благодушно согласился с сыном отец, а сам снова обратился к Томасу: — Завтра с шестью галерами я выхожу на Сицилию, сопровождая четыре галеона с первыми двумя тысячами солдат, которые положат там задел нашему обустройству. Оттуда я отправляюсь на Мальту, снестись с ла Валеттом. Рад буду предложить вам и вашему эсквайру место на моем флагмане.

— В высшей степени великодушно с вашей стороны.

— Тогда с первым светом будьте на борту. На рассвете мы отплываем. — Гарсия встал с кресла, а за ним поднялись остальные. — Ну а теперь прошу меня извинить: много мелочей, которые еще надо уладить. Фадрике проследит, чтобы вас определили на постой здесь, в цитадели, и позаботились о ваших лошадях.

— Они не наши. Их нам в Бильбао одолжил начальник порта, так что они — собственность вашего короля.

— Тогда их можно будет пристроить для нужд моей армии… Что ж, господа, удачного вам дня. Желаю без суеты закончить завтрак и наконец отдохнуть. Пойдем, Фадрике!

Несмотря на тучность, двигался дон Гарсия с порывистой стремительностью, так что сын за ним едва поспевал. Когда дверь за ними закрылась и шаги утихли, Ричард пододвинул свою тарелку и возобновил трапезу, а спустя минуту негромко произнес:

— Получается, расклад все-таки не в нашу пользу.

Томас на это пожал плечами:

— Насколько себя помню, так у Ордена обстояло всегда. На протяжении всей его истории.

— Пустая героика, — задумчиво проронил Ричард. — Или попытка придать самоубийственным порывам обличие доблести.

— Попридержи язык. Ты не ведаешь, что говоришь. Служители Ордена дают клятву сражаться во славу Божию, и ни для чего иного. А самоубийство — смертный грех, и ты это отлично знаешь. — Смирив раздражение, Томас с ухмылкой добавил: — Кроме того, как выразился сын дона Гарсии, Бог на нашей стороне.

— Ну да, божественное благоволение здесь не помешает. Однако, если я не ошибаюсь, Всевышний почему-то не вступился, когда Сулейман отнимал у Ордена остров Родос. И где он был, когда с падением Акры Орден чуть не оказался сметен с лица земли? Откуда у вас уверенность, что Бог непременно встанет за вашей — за нашей — спиной на Мальте?

— Уповать на Бога в нашем деле не мешает при любом раскладе, — ответил Томас, хотя сомнения Ричарда вполне разделял. Он поднял глаза — молодой человек близко на него смотрел.

— Иногда мне думается: неужто Божья воля состоит в том, чтобы подвергать мучениям тех, кто так истово ему поклоняется? Если да, то я не могу не усомниться в здравомыслии и самого Господа, и его творения.

— Осторожнее, Ричард. Ты богохульствуешь.

— Да нет, просто философствую. По моему разумению, обе стороны в грядущем противостоянии сражаются во имя веры, у каждого своей. Если верх одержат турки, то значит ли это, что от нас отвернулся Бог, или же их вера просто более крепка? А если она одинаково сильна и у тех, и у других, то значит ли это, что судьбу боя решают сами люди?

Действительно, что тут скажешь. Остается одно: если больше не можешь убивать во имя Христа, то тогда придется драться хотя бы ради того, чтобы не дать убить себя во имя Аллаха.