Онлайн книга «Комната»
|
— И вот пять лет назад, в холодный мартовский день, буквально в средневековых условиях, вы произвели на свет здорового малыша. Наверное, это был самый тяжелый день в вашей жизни. Ма качает головой: — Нет, самый счастливый. — Ну и это тоже. Все матери говорят… — Да, но для меня Джек стал всем, понимаете? Я ожила, почувствовав, что кто-то во мне нуждается. И после этого стала вести себя вежливо. — Вежливо? А, вы хотите сказать… — Да, я делала это ради безопасности Джека. — А было ли вам невыносимо трудно вести себя вежливо, как вы выразились? Ма качает головой: — Я делала это на автопилоте, ну, знаете, как этакая степфордская жена. Женщина со взбитыми волосами все время кивает: — Я представляю, как трудно вам было растить его одной, без книг, без помощи профессионалов и даже родственников. Ма пожимает плечами: — Я думаю, что детям больше всего нужно, чтобы их матери все время были рядом с ними. Я боялась только одного — чтобы Джек не заболел. И я — тоже, ведь он нуждался во мне, чтобы нормально расти. Поэтому я постаралась вспомнить, чему нас учили на уроках здоровья, и следила за тем, чтобы руки всегда были тщательно вымыты, а пища прошла необходимую тепловую обработку… Ведущая снова кивает. — Вы вскормили его своей грудью. И насколько я понимаю, до сих пор кормите, хотя некоторым нашим зрителям это может показаться очень странным. Ма смеется. Ведущая смотрит на нее с удивлением. — Во всей этой истории это, наверное, самая шокирующая деталь? Ведущая снова смотрит в свои записи. — Итак, вы с вашим ребенком, приговоренные к одиночному заключению… Ма качает головой: — Ни он, ни я ни минуты не были в одиночестве. — Да, но в Африке есть пословица: «Ребенка растит вся деревня»… — Если у вас есть эта деревня. А если ее нет, то вполне достаточно и двух человек. — Двух? Вы имеете в виду себя и своего… Ма каменеет лицом: — Я имею в виду себя и Джека. — А. — Мы все делали вместе. — Как мило… Могу я спросить — я знаю, вы научили его молиться Иисусу. Для вас очень важны вопросы веры? — Это… часть того, чему я должна была его научить. — И еще, я понимаю, что телевизор очень помогал вам развеять скуку? — Мне никогда не было скучно с Джеком, — отвечает Ма. — И ему со мной тоже, я думаю. — Замечательно. И вот вы приняли то, что некоторые специалисты называют весьма странным решением. Вы решили сообщить Джеку, что его мир, размером одиннадцать квадратных футов, и все остальное, что он видел по телевизору или о чем узнал из своей жалкой стопки книг, — это просто фантазия. Испытывали ли вы угрызения совести за то, что обманывали его? Ма выглядит очень сердитой. — А что, по-вашему, я должна была ему сказать? Что за пределами нашей комнаты существует полный удовольствий мир, который он никогда не увидит? Ведущая сосет свою губу. — Я уверена, что всем нашим телезрителям известны захватывающие подробности вашего спасения… — Побега, — поправляет ее Ма и улыбается мне. Я удивляюсь этому и улыбаюсь ей в ответ, но она уже не смотрит на меня. — Да, вы правы, побега и ареста… э… так называемого захватчика. А вам не приходило в голову, что в течение нескольких лет этот человек заботился о своем сыне, удовлетворяя все основные его человеческие потребности, пусть даже в искаженном виде? Глаза Ма сужаются. — Это — мой сын, и больше ничей. — Это так в реальном смысле, — соглашается ведущая, — но я хотела спросить, как, по-вашему, генетическая или биологическая связь… — Не было никакой связи, — произносит Ма сквозь зубы. — А когда вы смотрели на Джека, не казалось ли вам, что он напоминает своего отца? Глаза Ма сужаются еще сильнее. — Он напоминает мне только самого себя, и никого больше. — М-м-м, — произносит ведущая. — А сейчас, когда вы думаете об укравшем вас человеке, вас по-прежнему сжигает ненависть? — Она ждет ответа, но Ма молчит. — И когда вы увидите его на суде, не думаете ли вы, что когда-нибудь сможете его простить? Рот Ма кривится. — Сейчас это не главное. Я стараюсь как можно меньше думать о нем. — Неужели вы не понимаете, что стали для многих людей своего рода символом? — Чем-чем? — Символом надежды, — отвечает ведущая. — Как только мы объявили, что хотим взять у вас интервью, зрители стали звонить нам, посылать сообщения по электронной почте и эсэмэски, в которых называют вас ангелом, талисманом доброты… Ма корчит гримасу: — Все, что я сделала, — это сумела выжить, и еще я приложила много усилий, чтобы Джек вырос нормальным мальчиком. И мне это удалось. — Ну, не скромничайте. — А я и не скромничаю. На самом деле я ужасно сержусь. Женщина со взбитыми волосами дважды моргает. — Кому нужны все эти восхваления? Я ведь не святая. — Голос Ма звучит все громче. — Я хочу, чтобы к нам перестали относиться как к единственным людям, которые столкнулись в своей жизни с чем-то ужасным. Я нашла в Интернете такие страшные истории, что в них просто трудно поверить. — Другие случаи, похожие на ваш? — Да, и не только их. Я хочу сказать, что, когда я проснулась в своем сарае, мне показалось, что никто никогда не переживал подобного ужаса. Но дело в том, что рабство изобретено уже давно. А что касается одиночного заключения — известно ли вам, что у нас в Америке более двадцати тысяч человек отбывают наказание в одиночках? И некоторые пробыли там уже более двадцати лет. — Ма показывает рукой на ведущую. — Что касается детей, то есть приюты, где сироты спят впятером на одной койке, а соски-пустышки приклеивают к ним скотчем. Других детей ежедневно насилуют отцы. Третьи сидят в тюрьмах и ткут ковры, пока совсем не ослепнут… В комнате наступает тишина. Потом ведущая говорит: — Ваш горький опыт научил вас сочувствовать всем страдающим детям в мире. — Не только детям, — отвечает Ма. — Люди страдают от самых разных форм лишения свободы. Ведущая прочищает горло и опять смотрит в свои записи. — Вы сказали, что приложили много усилий, чтобы воспитать Джека, но ведь эта работа еще не окончена. Зато теперь вам будут помогать ваша семья и большое число специалистов. |