Онлайн книга «Харбин»
|
* * * Сорокин и Юшков сыграли уже четвёртую партию. В дверях гостиной босиком, в исподнем появился заспанный повар-охранник: – Ну что вы, ваша милость, так надымили, продохнуть нельзя… Юшков встал и молча подошёл к охраннику: – Проветришь! Тоже мне «милость» нашёл, что я, барин? – и перед его носом громко захлопнул дверь. Он вернулся к доске и сделал ход, – эту партию он выигрывал, – глянул на Сорокина и задумчиво произнёс: – Вот! Видите? Надо снотворное-то! – Охранник прав, если бы мы так не дымили, он бы не проснулся. – А и надо, чтобы не проснулся. Если вы сейчас ошибётесь, я поставлю вам мат! Сорокин смотрел на доску. «Мат, говорите, ваша милость? Мат, значит!» Он уже видел, что какой бы ход он ни сделал – партия проиграна, поэтому, чтобы не терять лицо, этому он научился у китайцев, он положил короля. – Ну вот, друг мой, ваше – правильное решение! – Юшков смотрел на выигранную партию и потирал руки. – Всегда бы так! Он сходил на кухню и принёс графин с водкой, овощи и холодное мясо. – Ну вы, как обычно, не будете… – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Юшков. Сорокин распрямил спину, в это время зазвонил телефон, и Юшков схватил трубку. – Алло! Слушаю вас! Передать трубку? Сейчас, да, он на месте… – Юшков обратился к Сорокину: – Это вас! Сорокин вопросительно посмотрел на Юшкова, Юшков пальцами растянул уголки глаз и стал хромать на одну ногу. Сорокин встал и подошёл к телефону: – Слушаю… хорошо… понял! – Что? Чего он хочет? – Нам с вами придётся переехать… идите одевайтесь и собирайте вещи. – Все? – А у вас их много? – Нет, но есть и зимнее и летнее… – Зимнее не надо, там тепло. Юшков пожал плечами и пошёл в свою спальню, самую дальнюю комнату. Сорокин зашёл в кухню, поднял ничего не понимающего охранника, ударил его одетым в кастет кулаком, открыл люк подпола и свалил тело вниз. – Что вы там шумите? Что там у вас падает? – Ничего, не обращайте внимания. Вчера, когда Асакуса и Сорокин остались в кабинете вдвоём, Асакуса сказал, что не исключено, что Юшкова необходимо будет ликвидировать. Сначала Сорокин хотел возразить, мол, почему эта сомнительная честь выпадает именно ему, но почему-то – сразу он не понял почему – не стал. Потом всю ночь и сегодня весь день, пока ждал сменить капитана Коити, думал, вернее, чувствовал, что для него в этом предложении есть какая-то польза. Сейчас он понял – какая. Только что по телефону Асакуса дал ему команду – ликвидировать. Он закрыл дверь в кухню, чтобы Юшков не обнаружил пропажи охранника и не начал тревожиться раньше времени и осложнять дело. Сегодня Сорокин несколько раз заходил на «кукушку» и спрашивал о Мироныче, но все с удивлением говорили, что «старик так и не объявился». Сорокин всё больше уверялся в том, что Мироныч у тех, кто наблюдал за особняком с чердака. Кто это? Хотя это был уже почти не вопрос! Юшков не нужен китайским подпольщикам, они толком, скорее всего, даже не догадываются о его роли и значимости для японской разведки. Он был нужен советской контрразведке, поэтому если кто и захватил Мироныча, так это были «ребята оттуда», а базируются они у китайцев, в этом Сорокин не сомневался. Когда в Харбин войдут советские войска и поведут Мироныча по городу как опознавателя, вот тут он, Сорокин, и предъявит им Юшкова. Конечно, можно попытаться прорваться с Юшковым на юг, как тот и просил, но что с ним там делать? Кому он там нужен? Значит, он нужен здесь! А кроме этого, – на самом деле это было главное, – на юг ещё надо прорваться. Когда он это понял, то сделал следующее: он снял все посты вокруг особняка, перевёл их на центральные перекрестки Нового города и Пристани, убрал всех с подступов к Фуцзядяню и поставил несколько человек возле жандармерии. Кроме того, его очень интересовало, где находятся атаман Лычёв и Дора Михайловна. Как бы там что ни выходило, а их «благодарность» может оказаться нелишней. К концу дня посты донесли, что Дора Михайловна вошла в жандармерию, провела там полчаса и вышла без портфеля, с которым вошла. * * * А Юшков ему нужен здесь, но не в особняке! – Вы готовы? – крикнул Сорокин. – Да, – сказал Юшков и вышел из своей комнаты с большим чемоданом. Сорокин увидел чемодан и присвистнул. Юшков пожал плечами: – Мы поедем далеко, могут понадобиться средства, я же старый еврей, не могу же я полагаться на ваши суточные! Чемодан, кроме того, что был большой, судя по тому, как отвисло плечо Юшкова, был ещё и тяжёлый. – У вас там что, золото? – Откуда золото? Серебро! – скромно пожал другим плечом Юшков. В полной темноте ночного, задрапированного светомаскировкой города на большой скорости Сорокин въехал в Фуцзядянь. Ничего не объясняя Юшкову, он остановился около заведения мадам Чуриковой, вышел, открыл ворота и въехал в сад. И тут он вспомнил, что из особняка не взял еду, а сидеть неизвестно сколько без еды было бы неосмотрительно: Юшков начнёт ныть, и придётся выходить, что-то покупать, короче говоря, – светиться. – Эдгар Семёнович, я съезжу к Асакусе. По телефону он не стал давать никаких указаний, сказал только, чтобы мы пока остановились здесь, и после того, как разместимся, просил подъехать к нему, я вернусь минут через тридцать – сорок, а вы пока располагайтесь. Рекомендую освоить крайний правый номер на втором этаже! Пока Сорокин говорил, Юшков водил носом. – А тут пахнет весельем! Сорокин уже привык к темноте в неосвещённом помещении, он видел, как одетый в светлое Юшков на ощупь подошёл к кадке с высоким цветком, потрогал листья, потом опустился на корточки и пощупал землю. – Ха, сыренькая! Вы, что ли, поливаете? – Ладно, Эдгар Семёнович… – А курить здесь можно? Хотя, судя по запаху, можно… – Послушайте, вы же мне сказать не даёте! На втором этаже посередине есть маленькая сервировочная, там найдёте пепельницу, мы тут сорить не будем… – Хорошо, поезжайте и скорее возвращайтесь, пора бы и поужинать! «Как вовремя я подумал о еде! Действительно, надо вернуться быстрее!» На Гиринской, пройдя через калитку, он услышал глухой стук, который доносился из особняка. «Живой, с-сука! – подумал Михаил Капитонович и сразу подумал ещё: – А почему – сука?» Пока он открывал входную дверь и шёл на кухню, он всё продумал: «Это хорошо, что он живой, а то завонял бы в погребе. Не-ет! Это как раз хорошо, что он живой и мне не придётся его оттуда тащить!» |