Онлайн книга «Харбин»
|
Сорокин вошёл в кладовую, нашёл несколько пустых коробок от сигарет Phillip Morris American Tobacco и грохнул каблуком в люк погреба. – Не шуми, сейчас открою! – Не оставляйте меня здесь, ваша милость, – послышался снизу глухой голос, – пожалейте семью и деток моих, малых… – Пожалею, не стучи! Он открыл люк, снизу с лестницы на него смотрело запачканное размазанной кровью лицо. – Не оставьте вашей милостью, господин хороший… – Вылезай! – сказал Сорокин и сделал шаг в сторону. Охранник с трудом вылез, после удара и падения его шатало. «Прямо Гришка Распутин, крепкий мужик!» – Собери в эти коробки всю еду, которая есть в доме! – приказал Михаил Капитонович. – Так её много, еды… – охранник кряхтел и оглядывался, – есть свежая: овощи; есть мясо вяленое и копчёное; куры копчёные; есть консервы, сухари, водка… – Вот всё и давай! Сорокин сел и наблюдал, как охранник собирает еду. – Теперь неси всё это в машину! Вместе с охранником Сорокин перенес в машину пять коробок, наполненных едой, и, когда охранник наклонился в багажник укладывать их, Сорокин ударил его по голове, пока охранник оседал, он поддержал его и усадил на заднее сиденье. В Фуцзядяни он насквозь проехал Пятнадцатую улицу, выехал на берег Сунгари и стащил охранника в воду. – Вот теперь ты не опасен и без снотворного. Был, и нету! Те самые концы, которые – в воду! Михаил Капитонович запыхался, обмыл лицо водой прямо из реки, нашёл длинную палку и оттолкнул тело охранника от берега, к которому его прибивало течением. Минуту он стоял и смотрел, как белое пятно одетого в исподнее охранника относило течением. Он вернулся в заведение мадам Чуриковой и, не зажигая свет, на ощупь поднялся по лестнице, звуки его шагов тонули в толстой шерсти ковровой дорожки – в доме было тихо. «Куда он делся?» – подумал Михаил Капитонович. Он открыл дверь каминного кабинета, зажёг зажигалку, в кабинете было пусто, он подошёл к кровати, она была не смята, тогда он вышел в коридор и прошёл в сервировочную. Юшков сидел за столом и спал, положив голову на руки. За его спиной на буфете стояла керосиновая лампа, Михаил Капитонович плотно задвинул шторы, тихо снял её, открыл стеклянный плафон и чиркнул зажигалкой. Юшков вздрогнул и вскочил. – Что вы так вздрагиваете, Эдгар Семёнович? Это я! – Бр-р-р! – Юшков затряс головой. – Что-то вы долго, а может быть, я заснул… – Да уж! Вы заснули. Идите за мной, надо из машины забрать продукты. – Ха, продукты! Продукты – это хорошо, я голодный! Сорокин уже шагнул к двери и оглянулся, Юшков мелко суетился руками и перетаптывался, его шевелюра в свете керосиновой лампы была похожа на поднятую на дороге пыль, он повернулся боком, и Сорокин увидел, как на его шее прыгает кадык. «И вправду, что ли, так проголодался? Только непонятно – отчего!» Они несколько раз спускались к машине и поднимались в дом, наконец они перетащили всё, что было, Юшков особенно оживился, когда в одной из коробок брякнули полные бутылки. – Вот это шанго! Так китайцы говорят? Шанго? Я правильно понял, «шанго» – это «здорово», да? По-ихнему! – Шанго, шанго, по-ихнему, Эдгар Семёнович! – А что с этим, с охранником? Вы его отпустили? – Отпустил, на все четыре стороны! – Сорокин сказал это, поднимаясь по лестнице и неся в руках тяжёлую коробку, однако он и сам заметил, что его голос был мрачноват. – Или?.. – Что – или? – Ладно, давайте скорее уже сядем за стол, у меня в животе урчит на весь квартал, всех китайских проституток разбудим! – Юшков хохотнул, тоже с тяжёлой ношей, он, переступая длинными ногами через три ступеньки, обогнал Сорокина. Когда всё было разобрано, Юшков проявил неожиданную хозяйственность, сам растолкал по полкам банки с консервами, накрыл влажным полотенцем свежие овощи, нашёл вощёную бумагу и большую супницу и уложил туда вяленое и копчёное мясо, потом из буфета вынул тарелки и приборы и накрыл стол. – Вот только жалко, что выпить с вами в компании не придётся, вы же не пьёте? Сорокин наблюдал за ним и не мог скрыть удивления оттого, что в руках «комбрига» всё получалось так ловко. Он сам никогда не придавал значения тому, что такое быт: надо было есть, он ел, надо было поесть из чистой тарелки, он вытаскивал из шкафа иногда последнюю чистую тарелку и ел. На столе у Юшкова было даже красиво, а в слабом свете лампы – и уютно. – Ну что, Миша, за скорое освобождение? Сорокин вздрогнул от такого панибратства, кивнул и стал разбирать еду: хлеб, нарезанное мясо, овощи… он устал и хотел спать, но надо было, чтобы Юшков скорее напился и уснул первым. Юшков подряд выпил три рюмки, приговаривая, что «ничто так не старит офицера, как опоздание со следующим тостом», закусывал аппетитно, жевал, набивал полный рот, хрумтел огурцами и листьями свежей китайской капусты, рвал зубами копчёное мясо. – Так что же вы сделали с охранником? С этим олухом некурящим? – Юшков спросил это с полным ртом. – Я имею в виду, что его надо было где-то так спрятать, чтобы его долго не могли найти! Вы меня понимаете? Сорокину было лень отвечать, он медленно ел и молчал. – Однако я сомневаюсь, чтобы вы просто так его отпустили… Сорокин поднял на него глаза. – Вы уж извините меня, как же он пойдёт в комендантский час? Если его прихватят и отправят в жандармерию, он там расскажет… – Что он там расскажет? Юшков стал ему надоедать. «Скорей бы напился!» – подумал Михаил Капитонович и налил ему полную. – Эх, как же я не люблю пить один, – Юшков взялся за рюмку, – но уже привык, с японцами тоже толком не выпьешь! А оказывается – и с русскими… – Что вы имеете против русских? – Против русских? Почти ничего! – Что такое «почти»? – «Почти»? – Да! – Сорокина стала разбирать злость. – «Почти» – это значит, что русские, настоящие русские, вы например, странные люди! И весь ваш Харбин – русский, странный город, консерва, где вы жили так, как будто не было ни Февральской, ни Октябрьской, ни Гражданской… – А вам-то какое дело? Было, не было! Вы здесь нашли спасение или где-то? – Здесь, здесь, что вы злитесь! Сорокин промолчал и налил Юшкову следующую рюмку. – Уж больно благостно вы тут жили, лавки полны хлебами, носы в табаках на выбор, мануфактурами можно дома упеленать, под самую крышу, война уже три дня, а ни одна бомба не упала… |