
Онлайн книга «Два брата»
Дед говорил глухим, беззвучным голосом, по-детски открывая беззубый рот. – Сколько тебе лет? – А бог его знает. Баяли, будто при Борис Федорыче [199] я родился. Считайте, сколько оно выходит. Солодухин присвистнул. Старику было по крайней мере сто пятнадцать лет. Солдаты притащили и других двух стариков. Те говорили то же самое. Что возьмешь с таких «караульщиков»? Из деревни пошли пешим порядком по глубокому снегу непроторенной дороги. Дальше повторялись те же картины. В «неприписанных» к заводу деревнях народ был. Солдат встречали хоть и негостеприимно, но все на ночь был теплый угол и краюха хлеба. Но как только встречалась «приписная» деревня, так мертвое молчание и два-три старика караульщика. Баб с ребятами развезли по «неприписным» деревням, а мужики скрылись в тайге, в промысловых зверовых избушках, в зимних становищах дровосеков. Поди поймай их! Солодухин упорно вел команду вперед. Когда вдали показались многочисленные главы знаменитого Кижского храма, построенного в 1714 году, поручик облегченно вздохнул. Несмотря на препятствия, он все же привел роту на завод. Но радоваться было рано. За поворотом дорогу преградил завал из столетних сосен, прочно сцепившихся ветвями. В темные окна, зиявшие среди зелени, как бойницы, выглядывали ружейные дула. Однако Солодухин был неробкого десятка. Сделав несколько шагов вперед, поручик закричал: – По указу Сената! Освободить дорогу! На верхушке завала показался Гаврила Гущин с фузеей в руке. – А куда вы идете? – На Кижский завод Андрея Бутенанта. – Мы таких гостей не ждали и браги наварить не успели, – явно издеваясь, ответил Гаврила. Послышался хохот доброй сотни голосов. Инвалиды переглянулись. Дело становилось серьезным. – Смеешься, мерзавец?! – рассвирепел офицер. – Указам его императорского величества не подчиняешься? – Пускай сам император придет, – дерзко возразил Гущин, – мы, может, сразу покорность окажем. Солодухин растерялся. Штурмовать завал значило погубить отряд: инвалиды не отличались ни меткостью стрельбы, ни ловкостью в рукопашном бою. Зоркие глаза Гущина разглядели среди сотни солдатских лиц хмурое лицо Ильи Маркова, стоявшего на правом фланге передней шеренги. – Илюха! Брат! – удивленно вскричал Гаврила. – Неужто и ты пришел с нами воевать? Илья Марков еще смолоду дал Акинфию крепкое обещание никогда не поднимать оружие против народа. Пришел час сдержать слово. «Погибну… – пронеслась мысль. – Что ж? Один раз умирать!..» И, выйдя из строя, он быстро зашагал к завалу, сильно припадая на левую ногу. Наступила минута общего замешательства. Товарищи поняли поступок Маркова, но и не подумали задержать его: долгие разговоры на ночевках не прошли даром. А поручик Солодухин не сразу догадался, чего хочет ефрейтор, которого он всегда считал за примерного служаку. Прежде чем офицер успел принять какое-нибудь решение, Гаврила Гущин сбежал вниз и помог Маркову подняться на вершину завала… Москва, 1938–1961 |