Книга Темная материя, страница 28 – Питер Страуб

Олсон чуть отошел назад и вывернул шею, чтобы видеть меня.

Я вставил кредитку и сразу же вытащил обратно. Олсон сделал вид, будто смотрит в сторону, пока я набирал на клавишах код.

— Знаешь, самому интересно, зачем я пообещал дать тебе пятьсот баксов.

— Могу сказать, если ты и вправду хочешь знать.

Я обернулся, подняв брови в немом вопросе.

— Затем, что я просил тысячу.

Пока банкомат выдавал наличные, Олсон наклонил голову, упер левый локоть в ладонь правой руки и щелкнул пальцами.

Олсон сложил двадцатки и пятерки в карман джинсов.

— Люди склонны действовать каждый по-своему. Спенсер все это просчитал. Всегда проси вдвое больше, чем тебе надо.

* * *

Несколько минут спустя мы свернули на Кедровую. Молниеносно оглядевшись, Олсон оценил местность и отметил, что я поселился в красивом квартале. За ресторанами, стоявшими как бы на границе Раш-стрит, на восток, к ярко-голубой безбрежности озера Мичиган, протянулась вереница симпатичных офисных зданий и жилых домов под раскидистыми кронами огромных деревьев.

Дон сошел с тротуара и зашагал к асфальтовой дорожке, убегающей к застекленному входу в высокий многоквартирный дом. В этом доме я прожил много лет. Я спросил Олсона, куда он направился. Он удивленно оглянулся через плечо.

— А разве ты не здесь живешь? — Он ткнул большим пальцем в сторону дома.

— Нет. А с чего ты решил?

— Не знаю. Инстинктивно… — Он остро глянул на меня. — Сказать по правде, я не раз бывал там. Подружка Мэллона разрешала нам оставаться, когда уезжала из города. Но, клянусь тебе, не поэтому. Просто такое чувство…

Олсон поднес руку ко лбу и внимательно посмотрел на меня.

— Обычно интуиция меня не подводит. Вот и сейчас, а?

Я покачал головой:

— В этом доме я прожил двенадцать лет. Выехал отсюда в девяностом. Именно здесь я написал «Агенты тьмы» и еще три книги. Удивительно, как же ты…

— Ну, я же не только жулик, — сказал Олсон, как будто немного смущенный. — Скажи, если ты переехал в девяностом, почему мы здесь?

— Потому что переехал я в дом напротив, вон, номер двадцать три.

Я показал на четырехэтажный дом из бурого песчаника, с ярко-красной дверью и двумя рядами окон. Несмотря на откровенное соперничество соседних домов, свой я всегда считал самым красивым на Кедровой улице.

— Дела у тебя, похоже, идут недурно, — сказал Олсон. — Ты в какой квартире жил?

Я пожал плечами, борясь с желанием скрыть от него информацию.

— Девять-A. Там было здорово.

— Та же квартира, которую нам с Мэллоном сдавала его девица. Девять-А — сразу в конце коридора.

— А вот сейчас ты начинаешь жульничать. Впервые об этом доме я услышал от своей жены.

Я достал ключи: мы подошли к моей красной двери.

— И с чего это ты со мной такой добренький? — раздраженно спросил Олсон. — Забудь про чушь, что я говорил насчет получения половины просимого. Ты вовсе не обязан был давать мне пятьсот баксов, и уж тем более — впускать к себе в дом. Ничего подобного я от тебя не ждал.

— Правда?

— Блин, я только вышел из тюрьмы, мы с тобой никогда не были близкими друзьями, а ты собрался пустить меня в этот шикарный дом? — Он задрал голову и оглядел кирпичный фасад и ряды сверкающих окон. — Вы с Миногой обитаете здесь одни? В таких хоромах?

— Мы живем одни.

— Только сейчас ее здесь нет.

Я не сдержался и сердито выпалил:

— Если боишься войти, перейди через Раш-стрит и зарегистрируйся в ночлежке.

Я показал вдоль по улице и на ту сторону оживленной авеню, где «яппи-бар», казалось, подпирал покосившуюся гостиницу квартирного типа для изгоев, возвещающую о себе большой неоновой вывеской «Отель «Кедр».

— Да не боюсь я твоего дома, — сказал Олсон.

Я понял, что он сказал правду, но не всю.

— Поверь мне, я в этом клоповнике бывал намного чаще, чем ты можешь вообразить. Но какого дьявола тебе все-таки от меня надо?

Я вставил длинный ключ в массивный замок и распахнул дверь в просторную прихожую со стенами палисандрового дерева, ковром из Шираза и китайской вазой с мясистыми каллами.

— Для начала, — сказал я первое, что пришло в голову, — я бы хотел послушать о Бретте Милстрэпе.

Это заявление, которое я выдал, почти не задумываясь, поразило меня самого. Если б я хоть немного поразмыслил, я сказал бы, что давным-давно забыл имя второго студента из круга обожателей Мэллона.

Олсон в ярости остановился:

— А когда я, по-твоему, мог встретить Бретта Милстрэпа?

Не в силах сдержаться, он обернулся и посмотрел на угол, из-за которого мы только что вышли: противоречие между острой потребностью скрыться в доме и нежеланием входить пригвоздило его к цементному крыльцу. Видеть это было невыносимо.

Качая головой, Дон наконец переступил порог. Цепким взглядом он окинул гостиную, зыркнул на угловую лестницу; пытается освоиться, предположил я. Теплые отблески серебра и полированного дерева манили и отталкивали его, наверное, в равной степени.

— Сколько здесь комнат?

— Двенадцать или четырнадцать, в зависимости от того, как считать.

— От того, как считать, — пробормотал он и осторожно ступил на переплетающиеся длинными стеблями тюльпаны, вытканные на ковровой дорожке.

— Скажи мне, — спросил я с верхних ступенек, — ты встречался с Милстрэпом случайно или он искал тебя?

— Все почему-то считают, что у меня есть эти ответы. А их, между прочим, нет.

Мы поднялись к оборудованному под комнату бельэтажу, обстановку которого составляли письменный стол, красивое кожаное кресло, прямоугольная ваза с живыми цветами и книжные полки вдоль лестницы на третий этаж. Полутемный, с книгами по стенам коридор вел в недра дома.

— Если вдруг попадешь в беду, — сказал Олсон, — пусть твой адвокат сделает все, чтобы добиться домашнего ареста.

Он привалился к перилам, сощурил глаза, поджал губы. Волна козлиной вони поплыла от него.

— Пока будешь в душе, я подберу тебе кое-какую одежду. Все, что снимешь, брось в корзину. Кстати, обувь какого размера?

Олсон опустил взгляд на свои стоптанные, заляпанные грязью кеды.

— Десять с половиной. А что?

— По-моему, этот день у тебя будет удачным, — ответил я.

* * *

Через полчаса обновленный Дональд Олсон скользнул в гостиную первого этажа с бесшумной грацией кошки. Я предполагал, он вымоет, расчешет и уложит волосы, сбреет щетину, смажет увлажняющим кремом щеки, переоденется, избавится от запаха. Результат оказался поразительным: Олсон выглядел помолодевшим, довольным и симпатичным. Он надел голубую рубаху, чуть ему великоватую, и зеленые штаны хаки со складками в талии и отворотами внизу. Под отворотами — пара грубоватых ботинок, с отстроченным носком, светлые, почти желтые, из материала, напоминавшего мягкую блестящую кожу. Очарованный замечательными башмаками, Олсон улыбнулся и спросил: