Книга Любовь-морковь и третий лишний, страница 33 – Дарья Донцова

– Ой, верно, – подхватили остальные.

Новость обсасывали долго, а потом одна из бабулек, повстречав Григория, сладко заворковала:

– Дочушки у тебя красавицы!

– Верно, – кивнул отец.

– В кого же Эвелина черноглазая? – не успокаивалась бабка.

– Такая уродилась!

– Жену твою мы хорошо знаем, – закаркала старуха, – хоть и недавно вы к нам переехали. Вы русопятые все, светлые, откель Эвелина взялась?

Григорий замер с открытым ртом, бабка поняла, что простая мысль о невозможности появления в семье блондинов девочки-брюнетки до сих пор не приходила в голову отцу, и радостно заверещала:

– Мабуть, испанцы у вас в роду?

– Нет.

– Негры, не дай бог?

– Нет.

– Али цыгане?

– Русские мы до последнего колена, – процедил Григорий, – прапрадед из Рязани прибыл, откуда там африканцам взяться?

– Вот и я сомневаюсь, – ехидно подытожила старуха, – с какой радости Эвелина головешкой у вас получилась? Никак помог кто? Тоню твою часто один и тот же водитель на такси привозит, кудрявенький, на ворону похож.

Григорий грязно выругался и ушел.

На следующий день Антонина вышла во двор, пряча лицо в платок, такси ее не ждало, женщина метнулась к метро. Всем сразу стало понятно, Гришка отметелил неверную супругу.

– И правильно поступил, – закивали бабки, – живи как все, как мы, работай и щи вари, не гуляй, не куролесничай.

Сколько Эвелина себя помнила, столько в их доме царили скандалы. Отец ненавидел младшую дочь и иначе чем дрянью не называл. Стоило Эвелине провиниться в школе, получить двойку, как добрый папа кидался на малышку с кулаками. Побои доставались Эве по любому поводу, а часто и без оного, достаточно было плохого настроения Григория, чтобы он начал отвешивать младшей дочке тумаки.

Будучи совсем маленькой, Эва считала такое поведение папы естественным и очень старалась вести себя так, чтобы лишний раз не обозлить отца, но потом у нее вдруг открылись глаза. Девочка сообразила, что Григорий лупит только ее и маму, Тина никогда не получала затрещин, к ней отец относился очень нежно.

Эвелина попыталась было подружиться с сестрой, но та упорно избегала ее, и вообще все в семье было очень несправедливо.

В квартире было две комнаты. В одной оборудовали родительскую спальню, в другой жила Тина, Эвелина спала в коридоре, каждый вечер она вынимала раскладушку и ложилась на неудобную конструкцию из парусины и металлических трубок. В коридоре всегда стоял холод, по полу гулял сквозняк, и члены семьи, желавшие ночью пройти в туалет, спотыкались о ложе девочки. При этом учтите, что Тина обитала в двадцатиметровом пространстве, куда легко помещалась еще одна нормальная койка, но ни отец, ни мать не предлагали Эве перейти туда, уроки она делала на подоконнике в кухне, друзей ей приглашать не разрешали, а к себе Тина младшую сестричку не пускала.

Летом Тина уезжала в деревню к бабушке, матери Григория, Эву на свежий воздух не вывозили, и старуха, наведываясь к сыну, никогда не дарила младшей внучке подарки, все нехитрые презенты доставались Тине, а та не делилась с сестрой. На день рождения Валечки приходило полно народу, а Эву впервые поздравили лишь в первом классе, причем не дома, а в школе. Учительница вызвала ее к доске и вручила пакетик с конфетами.

– Это что? – спросила малышка.

– Сувенир от нас, – улыбнулась классная по имени Мария Ивановна, – или ты забыла про свой день рождения?

Дети весело засмеялись, а Эва растерялась, потом заплакала. Мария Ивановна испугалась, стала утешать девочку, и тут та выдала информацию про то, как она живет дома. Эвелину никогда не слушали взрослые, она привыкла сама переживать мелкие и большие неприятности, поэтому сочувственные глаза учительницы, ее добрая улыбка вызвали в душе девочки бурю неуправляемых эмоций, и она, захлебываясь слезами, выложила про раскладушку, коридор, отсутствие игрушек и летнего отдыха, пожаловалась на непомерно большие хозяйственные обязанности, на то, как страшно бежать в полночь через плохо освещенный двор к мусорному бачку со здоровенным помойным ведром, поведала и о больных ногах. Дело в том, что у Эвы был один размер ступни с Тиной, но родители никогда не покупали младшенькой новой обуви, заставляли донашивать ту, из которой выросла старшая.

Мария Ивановна молча выслушала Эву, потом подозвала одну из старшеклассниц, пошушукалась с ней и, дав девушке свой кошелек, велела:

– Эвелиночка, ступай с Таней.

Десятиклассница отвела малышку в «Детский мир» и купила изумленной Эвелине юбочку, кофту, ботиночки, куклу и порцию мороженого.

Когда счастливая малышка вернулась домой, ее встретила Валентина и злорадно сказала:

– Ну ща тебе достанется! Родителей к директору вызвали, двух сразу. Антон Григорьевич лично звонил и велел: «Если не хотите крупных неприятностей на работе, немедленно в школу». Чего ты натворила, тихоня?

Эвелина, перепугавшись до паники, заперлась в туалете, случившееся потом она запомнила на всю жизнь.

Спустя часа два дверь санузла вышиб Григорий, вид у отца был настолько бешеный, что девочка потеряла сознание, последнее, что услышала Эва, был вопль мамы:

– Не убивай, Гриша!

Очнулась девочка в больнице, дальше начались чудеса. Навестить малышку пришли не только одноклассники, ранее относившиеся к Эве с прохладцей, но и их родители, классная руководительница и даже сам директор школы. Палату завалили подарками: игрушки, конфеты, книжки, одежда.

Только родители и Тина ни разу не явились в клинику. В отчий дом Эвелину привез Антон Григорьевич, директор школы передал девочку Григорию и резко сказал:

– Надеюсь, вы помните о нашем разговоре?

Отец хмуро кивнул.

– Увижу на девочке хоть один синяк, и вас лишат родительских прав.

Кивок.

– Завтра приедет комиссия из POHO [6].

Кивок.

– Сделайте правильные выводы.

Кивок.