Онлайн книга «Бери и помни»
– Здесь мне страшнее, – призналась Лика, глядя Ваховской в глаза. – Здесь вы… – Что ж мы, звери, что ли? – обиделась Дуся. – Не звери, конечно, – начала оправдываться Анжела. – Но здесь, с вами, я всегда на вторых ролях. А она… прима, – с горечью выговорила Лика. – Да что же ты говоришь, девочка моя? – запротестовала Евдокия. – Не спорь со мной, – устало отстранилась Анжелика. – Одна поеду. Хоть отдохну от вас. – И не боязно? – испробовала последний аргумент Ваховская. – Нет… – Кремень девка, – пожаловалась Селеверовой Дуся и начала собираться к Самому в больницу. – Вся в отца, – понимающе подтвердила Римка и, задержавшись взглядом на верхней губе Евдокии, как бы невзначай спросила: – Это чего у тебя? Усы, что ли? – А? – не поняла Дуся. – Усы, что ли? – громко и внятно произнесла Селеверова. – Где? – Да над губой вот. Евдокия коснулась рукой указанного места и хихикнула: – Выросли… А я и не заметила… Чего ж делать? – Сбрить, – лаконично ответила Римка и сдвинула брови. – Как же это сбрить? – удивилась Дуся. – Чай я не мужчина, чтоб сбрить… – Ты это, Дусь, – Селеверова продемонстрировала чудеса такта. – Не обижайся на меня, но противно. Усы… – Какая есть, – обидчиво завершила разговор Евдокия и сняла с себя фартук. – Поехала, что ли? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Римка. – Олегу привет. Скажи, завтра приду. – Ладно, – обронила Ваховская и, подхватив наполненную доверху судочками сумку, зашаркала в коридор. «Дура усатая», – с раздражением проговорила про себя Селеверова и вышла закрыть за ней дверь. На выпускной вечер Дусю не пригласили, словно забыв о ее деятельном участии в подготовке – начиная от закупки материала и заканчивая многократными домашними примерками, чтоб «прям по фигурке». Нет, ей, конечно, не отказали, но и зазывать не стали: свои люди, захочет – придет. А Евдокия очень хотела, много раз представляя себе, как на сцену поднимутся ее красавицы, нарядные, счастливые, и помашут оттуда рукой. Они и вправду помахали ей рукой снизу, усаживаясь с матерью в райкомовскую «Волгу», на переднем сиденье которой восседал сбежавший из больницы по причине грандиозности события Селеверов. – А Дуся где? – переспросил Олег Иванович своих женщин. – Дома, – спокойно, словно так и надо, ответила Римка. – Где же еще? Селеверов молча обернулся к семейству. – Чего ты, пап? – заюлила Элона, расправляя на груди расшитое розочками платье (Дусина работа). – Она ж все равно не поместится… – Я привезу, – подал голос водитель. Селеверова молчала. Олег Иванович вышел из машины. Было душно. Следом выскочила Римка: – Олег, поехали. Опоздаем. – Опять за свое? – угрожающе поинтересовался Селеверов. – Да при чем тут я? – возмутилась жена. – Она сама не поехала. – А вы ее позвали? – А чего звать-то? Собралась – пришла. Меня вон они тоже не звали. – Тебя и не надо. Тебе как матери положено. Она их растила, вообще-то. Право имеет… – Это ты им скажи! – Это ты им скажи, – отчеканил Олег Иванович. – Па-а-апа! – вылезла из машины Элона. – Ну чего мы не едем? Скоро все начнется… Селеверов даже не повернул головы, уставившись на собственные ботинки. – Ну хочешь, я пойду ее позову? – предложила Римка. – Вовремя надо было. А теперь она и сама не пойдет. Что, я ее не знаю, что ли… Дорого яичко, да к Христову дню. – Оле-е-ег, – Селеверова вдруг стала беспримерно покладистой, – поехали. Это же твои дети. Не надо им портить праздник. Ну что ты взъелся из-за этой старухи? Что случилось-то? Не пойму… – Вижу, что не поймешь, – оперся о капот машины Селеверов и посмотрел на Римку с таким выражением лица, что она прокляла день, когда встретила на своем пути это усатое чудовище, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. – Садись в машину, – бросил Олег Иванович и занял свое место рядом с водителем. – Поехали! «А может, и правда надо было вернуться?» – стучало в висках у отвыкшего от людей за три недели больничного уединения Селеверова, изнемогавшего в президиуме в качестве почетного гостя школы. Было душно, рядом важно сопела школьная администрация – награждали медалистов. – На сцену приглашается… – объявляли ведущие, и директор на пару с представителем из ОблОНО дружно шли навстречу спотыкавшейся на каблуках медалистке или ежившемуся в неудобном костюме медалисту. «Одни парни», – отметил про себя Селеверов и искоса посмотрел на соседний ряд. В окружении разномастных костюмов там сидела его Лика с отрешенным лицом. Она впервые оказалась в чисто мужской компании. Отцу передалось волнение дочери, и он автоматически, чтобы успокоиться, потер левую сторону груди. Прислушавшись к себе, понял: все спокойно, сердце билось ровно, иногда чуть-чуть застревая в своем медленном ритме. Анжелика, почувствовав на себе чей-то взгляд, завертела головой, Селеверов, заметив ее движения, нагнулся. – На сцену пригла-а-ашается… – ведущие взяли паузу, а потом дружно гаркнули: – Се-ле-ве-ро-ва… Анжелика, десятый «бэ-э-э-э». Зал взорвался аплодисментами, и в проход выскочила разрумянившаяся Лёка, искренне радующаяся за сестру. – Ан-же-ли-ка! Ан-же-ли-ка! – скандировали одноклассники, поддерживая таким образом обеих сестер. При этом одна неистовствовала в проходе, хлопая с такой силой, что заломило ладони, а другая – поднималась на сцену, боясь рухнуть от волнения. «Дочка», – прослезился Селеверов и поискал глазами жену, обернувшись назад. Почувствовав взгляд мужа, Римка смутилась и закрыла лицо руками. Олег Иванович догадался: плачет. Плакала и оставленная в пустой квартире Дуся, раскачиваясь из стороны в сторону. Лишенная возможности видеть то, что оказалось открыто взгляду супругов Селеверовых, своим вещим сердцем она чувствовала то же и, не стесняясь, называла своих Лелёк «девочками дорогими, ласточками писаными». Обида не приживалась в Дусином сердце больше чем на минуту. Горечь жизни всегда была сладковатой на вкус, а в невезении скрывалась огромная удача, мешком свалившаяся на ее пути июльским днем из женской консультации. Именно так думала Евдокия и вместо упреков возносила Богу благодарность: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!» Домой Селеверовы вернулись под утро. В неполном составе. Олег Иванович, давший обещание лечащему врачу, досматривал сон на больничной койке, Римка и Анжелика стягивали в прихожей с отекших ног туфли, и только Элона с толпой возбужденных одноклассников пыталась определить стороны света, чтобы, как и положено, устремив глаза на восток, встретить рассвет новой жизни. |