
Онлайн книга «Напряжение счастья»
– Вот, – продолжала она, и я увидела себя, отраженную в ее зрачке. – Все, что могла, ты вспомнила. Остального ты просто не знаешь. – Чего остального? – спросила я. – Ребенок-то жив, – сказала она. – Тебя обманули. Я не закричала, нет, это точно. Я, кажется, решила убежать от нее, но осталась. Обхватила черный камень «врача-человека» и поползла на землю. – Ты мне лжешь, – сказала я, вжимая в камень лицо. – Признайся, ты лжешь! Кто ты? Она усмехнулась: – Не узнаешь? Я ассистировала при твоей операции. Да, лицо ее было мне знакомо, но ассистентка? Не было там никакой ассистентки! – Я принимала твоего сына. Он родился очень слабым. Но дело в том, что… – В чем? – спросила я. – Он был больным ребенком, неполноценным. – Почему мне его не показали? Кто его хоронил? – Он не умер, говорю тебе! – В голосе ее послышалось раздражение. – Его перевезли в специальный детдом. Твой муж подписал отказ. – Что? – спросила я. – Какой отказ? – Ну, он же всегда был предателем! – сказала она (где я слышала именно эти слова?). – Он предал тебя при первом же испытании. Решил за вас обоих. – Что решил? – Отказаться от своих родительских прав. Он обошел все законы. Тебе сказали, что ребенок умер. И ты поверила. У меня почернело в глазах. Я поверила! – Врешь! – сказала я ей. – Врешь, гадина! – Ищи, ищи, – ответила она. – Ищи сыночка, ищи! Я же нашла своего. – И показывает на черный памятник. – Но опоздала, видишь? Опоздала, не спасла. Без меня закопали, ищи. И смотрю: опять, как тогда – встает и уходит, торопится. – Подожди! – кричу я ей. – Стой! Подожди! Она не оглядывается. Я вскакиваю с земли, бегу за ней. Оборачивается. Страшные у нее эти брови, красные, вспухшие, зачем она их выщипывает? – Завтра приходи, – говорит она. – Завтра поговорим. – Подожди! – умоляю я. – Где он, ты знаешь? Она не отвечает, уходит. Гадина! Гадина! 21 июня (6 часов утра). Сегодня моему сыну исполняется двадцать пять лет. Он родился 21 июня 1974 года. Я все продумала, все восстановила. Эта женщина не врет. Она сказала мне правду. Потому что все, что она сказала, – было. Так и было. Значит, вот что: Феликс меня обманул, потому что не хотел быть отцом слабого, больного ребенка (что значит: «неполноценного»? Чушь!). Он предал нас: меня и моего сына. Моего единственного сына. Я всегда чувствовала, что он жив, сыночек, я знала! А Феликс старался, чтобы я ничего не поняла! Он думает, что я ему поверила! Ха! Феликс! Я тебя разоблачила! Напрасно ты встречал меня с сиренью, напрасно! И напрасно ты вился ужом в первые дни после больницы! «Наташечка, Натулечка! Что тебе принести? Хочешь ягодку? Клубнику?» Принеси мне моего сына, Феликс. Теперь самое главное. Я должна сосредоточиться и не терять головы. Главное: он жив. Господи, благодарю Тебя! Cын мой жив. Буду его искать. Не думаю, что это так уж трудно. Куда они сдают больных детей? Москва невелика. Сколько в ней подобных домов? День и час его рождения знаю точно: 5 часов 30 минут утра, июнь, 21-е, год – 1974-й. Фамилию мы не меняли. Имя? Как же его там, без меня, назвали? Сергеем? Может быть, Александром? Искать, искать, искать, Наталья! План мой таков: разыскиваю сына и немедленно забираю его домой. Феликсу даже ничего не говорю, пусть потом удивляется! Они думают, что меня хоронить пора, что я – тень, а – вот вам! У меня сын есть, и этому сыну нужна мать. И мать для него костьми ляжет. Нюру я должна буду поставить перед фактом: так и так, девочка, вот твой брат, познакомьтесь. Папочка, правда, посчитал, что тебе лучше одной, но ты ведь хотела братика, так? Вот тебе братик. И придется вам с Яном потесниться. Моему сыну нужна отдельная комната, он уже намыкался по детдомам! О, я буду вести себя решительно, они меня еще узнают! С чем я воевала-то прежде, чего я добивалась? Чтобы Феликс, лысый старикашка, мне не изменял? Да на здоровье! Чтобы Нюра перестала спать с кем попало? Ах, это же ее жизнь, не моя! Пусть себе спит, лишь бы не убили, в Турцию не продали. А у меня – свет появился в жизни, свет. Тороплюсь на кладбище. Она должна там быть. У меня к ней много вопросов. 21 июня. Весь день прождала ее на могиле «врача-человека». Не пришла. Забыла, что ли? Или она меня нарочно мучает? Неужели не понимает, что мне каждый час дорог? Я решила, кстати, изменить тактику: нужно постараться расположить к себе Нюру, ее бородатого и даже сиамца. Потому что сейчас, когда самое главное – это разыскать сына, я должна беречь силы для него. Не распускаться по мелочам, копить энергию. Вечером позвонил Феликс. Спрашивает, как у меня с деньгами. Я услышала его голос и задохнулась от ненависти. Но ничего не поделаешь. Деньги нужны для сына. Плюс собака. О себе не думаю, не пропаду. Феликс спросил, может ли он «заглянуть» завтра, занести мне «пособие». Сказала «да», но только после семи. (Кладбище в шесть закрывают, а мне еще добираться!) Он удивился: – У тебя что, дела? (Привыкли, что я сижу дома, небо копчу!) – Да, – говорю, – у меня дела. 21 июня (6 часов вечера). Умираю со смеху, просто катаюсь. Пришел мой благоверный. А я причесалась, кофточку надела, щеки напудрила. Посмотрелась в зеркало: что надо! Пришел. Смутился. Замялся в прихожей. Я ему говорю спокойно: – Проходи, дорогой, кофе выпьешь? Он глаза выпучил, снял кепку. – Когда ты так приглашаешь, с удовольствием. – Но мы же, – говорю, – друзья? Ведь друзья? Пошла к плите, вильнув бедрами. Он покраснел, начал смотреть в окно. Конечно, ему неловко: пожилая женщина, и вдруг – такие сигналы! Думаю: что бы еще? Как мне его добить? Чем? У меня прекрасный голос. Я в детстве училась петь. Феликс всегда любил, когда я пела. Беда только в том, что жизнь наша поворачивалась в сторону, противоположную вокалу. И вот я вожусь с кофейником, а сама напеваю: – «Песнь моя летит с мольбою…» Он совсем растерялся. Смотрит не в окно, а на меня, прямо в мой поющий рот. – «Песнь моя, о песнь с мольбою…» (Я уж и слов-то не помню, бедный Шуберт!) Сервировала кофеек. Ничего лишнего: две лазоревые чашечки (от балерины-покойницы, свекрови моей!), сахарный песок, лимончик. – Что-то с тобой произошло, Наталья? – говорит он полувопросительно. – Я не ошибся? Я кивнула. Он сделал слишком большой глоток и закашлялся. |