Онлайн книга «Нулевой том»
– Пирамида жизни?.. – удивился Сергей Андреевич. – Какой поэтический термин! – Но совершенно научный. Примитивно объясняя, это последовательность, в которой все живое поедает друг друга. Скажем, птица поедает жучка – она находится выше его по пирамиде жизни… (Забавно, что, сидя на полках, каждый сообразно своей выносливости, они имитируют своего рода пирамиду…) Екатерина Андреевна вспомнила о забытой свече и вернулась в «лабораторию». Она увидела распахнутый сейф и ужаснулась. – Совсем обезумела, старая… – приговаривала она, ища ключ. Обнаружила на полу склянку… посмотрела на полки… – Боже… Она искала на полке яд и не находила. – Варя!.. – охнула она. И бросилась из сарая. Мысль о том, что это именно Варя, безукоризненно настигла ее, как крокодил жертву… Луна окончательно взошла и осветила все своим ядовитым светом. Лохматые, похожие на зверей, рваные тучи пожирали луну и выплевывали. То ли луна мчалась, прорываясь сквозь апокалиптическое столпище облачных чудовищ… Екатерина Андреевна не нашла, где обычно, лодку. Мгновенно возник у нее образ Вари, увозящей на тот берег склянку с ядом… Екатерина Андреевна озиралась вокруг – никого. – Сережа! – шепотом звала она, задыхаясь на бегу. Перед баней, не вполне осознавая преграду, на которую наткнулась, она остановилась. Чуть отдышалась и нерешительно приотворила дверь в предбанник. Диспут до того раскалился, что был слышен из парной. – Обязательно надо человеку, – гремел директор, – верить в какую-то высшую силу! Вот теперь верят в пришельцев из космоса, в более разумную, спасающую нас цивилизацию. Это тот же самый механизм веры… – Но это научно доказано! – звонко кипятился Иван Модестович. – Как не верить? Баальбекская платформа, восьмивалентный столб, статуя острова Пасхи… Старуха со стоном зажала уши ладонями, замотала головой, как от наваждения. – Сережа! – закричала она и забарабанила в дверь. – Сережа! Перепуганный Сергей Андреевич тут же выскочил, заворачиваясь в простыню. – Что такое?! – испуганно спросил он. – Варю… Варю надо спасать! Она пропала! Сергей Андреевич облегченно рассмеялся. – Ну, я-то думал… – Ты не понимаешь. Она украла у меня яд! – Мама, опять вы с нею за свое… Прятки, подслушивание, яд… Хватит! – Как можешь ты так говорить! – Мам, ты успокойся. Я тебя уверяю, ничего с твоей Варей не будет. – Ты не знаешь, в каком она была состоянии… – Поверь мне, я не в лучшем, – постыло сказал сын. – Успокойся и не преувеличивай. Иди домой. Могу я наконец домыться! – вспылил он. – С ней-то ничего не будет, а я простужусь! – воззвал он к материнским чувствам и скрылся, решительно и бесповоротно. – Господи! – простонала старуха. Перед ней опять возникла стена, преодолеть которую женщине не дано. Она бросилась на пристань, трясла глупую цепь, на которую Харитоныч запирал паром. В отчаянии металась она по парому. Над тем берегом неслась луна. Варя подошла к освещенному дому. Неистовствовал самовар. Никого. В сарае тоже никого не было. Грохнул гром. Волновались звери. Метались волки; топтался олень, держа луну в рогах; вставала на задние лапы, царапая сетку, Зинаида. Екатерина Андреевна пробовала взломать цепь каким-то сучком. Тот сломался. Она сбежала с пристани и почувствовала себя плохо. Медленно добрела до дерева (до того самого облюбованного ею кедра) и, прислонившись к стволу, медленно сползла на землю. Так сидела, отдыхала. – Неужто душу живую сгубила?.. – прошептала она. Сознание ее мутилось. Звери чуяли, выходили из себя… Варя быстро и целеустремленно направилась к бане. Она повторяла за Екатериной Андреевной ее путь… И точно так замерла перед дверью, вдруг наткнулась на невидимую преграду. Ей это показалось забавно. Она прислушалась. – А что вы скажете про фрески в Югославии, – волновался корреспондент, – на которых Христос изображен в летательном аппарате? Там – отчетливая ракета в разрезе, и сопла, и реактивная струя… – Все в кучу… – сердился директор. – Обыкновенные утки. – Я в этих пришельцев, конечно, не верю. Но я читал Писание, и там есть довольно странные вещи, вроде бы подтверждающие версию о Христе-космонавте… Это был голос Сергея Андреевича. Варя усмехнулась этим словам и побрела от бани прочь. Екатерина Андреевна сидела у того же дерева. Ей показалось, что подошел Иван Модестович. – Ну, прощай, Иван Модестович! Правда, я твой век заела? Опоздала для тебя умереть?.. Иван Модестович молчит, и это уже Сергей Андреевич. – Он говорит, Сережа, что ты меня не просил, чтобы я тебя родила… Так ли это? Разве это наше с тобой дело?.. Сергей Андреевич молчит, и это уже лейтенант, опаленный, в каске, с гипсовой рукой наперевес, как с автоматом. – Мама! – говорит он. – …и Ангелу Лаодикийской церкви напиши… – декламирует Сергей Андреевич. – Что такое «Лаодикийской»? – спрашивает Харитоныч. – Сам не знаю, – говорит Сергей Андреевич. – Красиво. Я ведь воспринимаю это просто как стихи. – Наверно, что-то вроде районного отделения, – сказал Степанов. Хохот. – Лаодикийской… А что дальше? – поинтересовался Степанов. – Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! – Что – еще плеснуть? – спросил сверху вконец запарившийся Харитоныч. – Ох! – смеялся директор. – Ну, плесни! Чтоб погорячее. Сергей Андреевич обвел взором это странное сооружение из клубов пара и всклокоченных, распаренных лиц. – Хароныч! – спросил он, усмехнувшись. – А ты не перевез ли нас уже… – Красиво… – вздохнул корреспондент. – Читайте, пожалуйста, дальше. – Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст моих… Это в переводе, – пояснил Сергей Андреевич. – У меня американское издание. – На самом деле, надо полагать, «изблюю…» – сказал директор. – Не перебивайте! – воскликнул расчувствовавшийся корреспондент. – Ибо ты говоришь: «богат, разбогател и ни в чем не имею нужды; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг». |