Онлайн книга «Вопрос на десять баллов»
|
И все это продолжается так же железисто и вечером, на тренировке команды «Вызова» на квартире у Патрика. Это первая наша встреча после Нового года; до нашего первого выступления на телевидении остался всего месяц, поэтому Патрик очень взволнован, особенно после того, как он решил внести в наши тренировки новый, будоражащий сознание элемент. Патрик потратил рождественские каникулы на то, чтобы соорудить кнопки – четыре запитанные от батареек штуковины, сделанные из новогодних гирлянд и кнопок дверных звонков, прикрученных к квадратным кускам фанеры размером с конверт от долгоиграющей пластинки, которые Патрик покрасил красной эмалью. Он так гордится этим своим нововведением, что, едва я успел сказать «привет» и «с Новым годом» Люси Чан и спросить Алису, как прошло прослушивание, Патрик уже усадил нас на диван и положил кнопки нам на колени. Сам Патрик усаживается во вращающееся офисное кресло с толстой пачкой картонных карточек с вопросами, настраивает лампу на шарнирной подставке у себя над плечом и начинает… – Итак, первый вопрос ценой в десять баллов: какой британский премьер-министр восемнадцатого века получил кличку Великий Простолюдин? Я жму на кнопку. – Гладстон, – отвечаю я. – Нет, – качает головой Патрик. – Еще есть предположения? – Питт Старший, – говорит Алиса. – Верно. Минус пять баллов, Брайан. Я же сказал, восемнадцатого века, верно? – Да, точно… – А Гладстон жил в девятнадца… – Да, знаю… – Ну ладно. У какой из этих стран нет выхода к морю: Нигер, Мали, Чад, Судан… Мне кажется, что ответ на этот вопрос я знаю, поэтому я жму на кнопку и говорю: – Судан! – Нет, – отвечает Патрик. Люси Чан говорит: – У них у всех, кроме Судана? – Верно. Это минус десять баллов, Брайан. Так, в каком органе находятся евстахиева труба, улитка, наковальня, стремечко и полукружные каналы? Я понятия не имею где, но обнаруживаю, что все равно нажал на кнопку. – Брайан? – стонет Патрик. – Извини, я случайно нажал… – Минус пятнадцать баллов… – …Я знаю, но я же случайно, у меня палец соскочил… – Каков правильный ответ, Люси? – В ухе? – Точно, в ухе. Что ты учишь, Люси? – Медицину. – А ты, Брайан, что ты изучаешь? – Английскую литера… – Вот именно. Английскую литературу. Итак, Брайан, не считаешь ли ты, что Люси Чан, возможно, лучше ответит на такой вопрос?.. – Я не спорю, но я же сказал, у меня палец соскочил. Эти кнопки такие чувствительные к нажатиям… – Так это что, моя кнопка виновата? – Ну… – Завтра у тебя будет настоящая кнопка. Неужели ты думаешь, что она будет менее чувствительна к нажатиям? – Конечно не будет, Патрик… – …Потому что я пользовался такими кнопками, ребята, и уж поверьте мне, нужно быть очень, очень уверенным в ответе, прежде чем нажимать на них… – Послушайте, а мы не могли бы продолжить то, ради чего собрались? – энергично перебивает нас Алиса. – Дело в том, что мне к половине десятого нужно успеть в одно место… – В какое? – спрашиваю я, неожиданно встревожившись. – Просто повидаться кое с кем – ты не против? – резко отвечает она. Люси с Патриком переглядываются. – Конечно, но я думал, мы пойдем выпьем вместе, вот и все… – Теперь я не могу. У меня репетиция «Гедды Габлер», если хочешь знать. Я немного напрягаюсь, слегка вздрагиваю и случайно нажимаю на кнопку. – Извините! – Мне кажется, моя кнопка вообще не работает, – заявляет Люси Чан, и Патрик вырывает кнопку у Люси из рук, словно это Чан виновата, и принимается тыкать в свое изобретение огромным швейцарским армейским ножом, который носит на большой связке ключей. Мы с Алисой устало смотрим друг на друга. Все мы понимаем, что никак не похожи на команду победителей. После этого я не утруждаю себя ответами ни на какие вопросы, даже если точно знаю их. Я просто даю отвечать в основном Люси, иногда Алисе, и как только Патрик заканчивает разбор полетов – не спешите жать на курок, всегда давайте возможность ответить человеку, наиболее опытному в этой области, слушайте вопрос, опасайтесь промедления, – Алиса надевает пальто и направляется к двери. Однако, перед тем как выйти, поддавшись настроению умиротворения, говорит: – Ах да, кстати, завтра мои друзья устраивают вечеринку в доме двенадцать по Дорчестер-стрит, в восемь часов. Вы все приглашены. Я иду домой с Люси Чан, живущей на вершине холма, на склоне которого расположен мой дом, и она на самом деле невероятно милая. Я вдруг понимаю, что Люси – первый человек китайской национальности, с которым я общаюсь вне ресторана, но я решаю не произносить этого вслух. Мы просто обсуждаем, каково учиться на врача, и Люси говорит очень интересные вещи, только слишком тихо, и мне приходится наклоняться, чтобы услышать ее слова, отчего я чувствую себя немного похожим на принца Филиппа. – Что заставило тебя пойти на доктора? – Вообще-то, мои родители. Они всегда говорили, что не может быть большей амбиции в жизни, чем желание стать доктором. Знаешь, от этого даже меняется качество жизни. – И тебе нравится? – А как же. Просто обожаю. А как насчет тебя, насчет ли-те-ра-ту-ры? – О, она мне нравится. Просто я не знаю, смогу ли улучшить кому-нибудь качество жизни, вот и все. – Сам пишешь? – В общем-то, нет. Начал понемногу кропать стихи. – Мне все еще трудно произносить это вслух, но Люси, по крайней мере, не фыркает, – Звучит немного претенциозно, не правда ли? – Что ты, нисколечко. С чего бы это? – Не знаю, просто, как говорил Оруэлл, «естественная реакция англичанина на поэзию – это глубокое смущение». – Ну, я не знаю почему. Некоторые могут возразить, что поэзия, напротив, чистейшая из форм человеческого выражения. – Ага, это ты моих стихов не читала. Люси очень тихо смеется и говорит: – Я бы не прочь почитать. Уверена, они очень хороши. – А я бы лег к тебе… на операционный стол! – отвечаю я, и повисает пауза, во время которой мы оба пытаемся понять, почему это звучит так грязно. – Давай надеяться, что до этого не дойдет. И мы некоторое время идем молча, стараясь стряхнуть с себя эту фразу «лег к тебе», которая все еще висит в воздухе между нами, как облако пердежа в картинной галерее. |