Онлайн книга «Цунами»
|
– Надо было редькой с медом и троекратно об исцелении святому Панкратию. Они отошли в сторону. Брезгливо, сверху вниз, уставились на рабочих. – Пока в управе на лапу не дали, не пошевелились. – Через улицу потянут, шаромыжники. – В конце месяца обещали. – Эти наобещают. Ковш снова ударился о землю. Вздыбилась, как льдина, белая плита. Снова замелькали лопаты. Дутая куртка придвинулась к шубе. – Говорят, в храме из-под земли голос. – Въяве, за царскими вратами. Пауза, лязг экскаватора. Куртка перешла на шепот: – У меня сосед ночным сторожем – говорит, каждую ночь… Я сунул червонец той, что с бельмом. – То плачет, то кричит женским голосом… – Они снова перекрестились. – Кто? – Кто-кто – голос! – Шуба стала озираться. Ближайшая сточная решетка находилась напротив прокуратуры. На тротуаре столпились журналисты с камерами, суета – раскулачивают очередного олигарха. Усмехнувшись, я прошел мимо, на угол. Сел перед решеткой на корточки. Ключи, качаясь, поблескивали на солнце. “Хорошо, что не обнаружил раньше”. Теперь, когда прошло столько времени, отступать некуда. Я разжал пальцы – ключи беззвучно исчезли между прутьев. Представил, как она сидит под землей. Среди фекалий, перепачканная кровью месячных. Потерявшая счет времени. Что вообще делает человек в ее ситуации? Читает стихи, разговаривает сам с собой? Сочиняет письма родственникам? Я вспомнил, как она кричала в постели, – и представил, что под землей она издает те же звуки. И еще понял, что готов на многое, лишь бы оказаться на ее месте. Может быть, в безысходной ситуации я смогу узнать о себе хоть что-то. 28 Пистолет лежал на прежнем месте. Затолкав обратно старые газеты, я вылез из кабины бесхозного “ЗИЛа”. Стекла выбиты, голая рама – кто его бросил между сараями? Когда? Лучшего места не придумаешь. Дома на полу валялись коробки из-под завтрака. Я вспомнил похмельное утро, девушку из ресторана. Как она поднимала квитанцию, раздвинув джинсовые ляжки. Тут же в памяти возникла другая, из машины. Ее полуоткрытые пухлые губы. Надо сказать, одну из его проституток я уже вызывал. В первое время, когда боялся оставаться в квартире ночью. Она оказалась миловидной, даже интеллигентной. Управилась ловко и ласково, я даже не успел опомниться. “Только не оперу”, – предупредила. Смешно и странно, что она помнила музыку, мебель – а не /человека/. Остальные девушки в компьютере были обычного, с учетом ретуши, качества. Я листал фотографии целый час, никак не мог выбрать. Эту? Эту? Остановился на той, что в цветочном купальнике, с челкой. От остальных она отличалась более-менее живым взглядом. Около часа к телефону никто не подходил. За это время я успел прикончить полбутылки коньяку, желание испарялось. Разглядывая фото, я находил девушку не такой уж привлекательной. Даже вульгарной. С чего я взял, что она мне нравится? Однако лицо, челка! Где я их видел? “Мир будет принадлежать не тому, у кого самая большая бомба, нет”. Я набирал номер, как будто от того, снимут трубку или нет, зависит моя судьба. “А тому, кто сумеет управлять нашими фантазиями”. Наконец около девяти вечера номер ответил. В трубке раздалось сонное “алё”. – Когда ты хочешь? – Судя по голосу, совсем юная. Сказал, что живу поблизости и готов через час. – Да, мой сладенький, – изобразила нежную птичку. Я поморщился и понял, что даже такая фальшь способна меня растрогать. Меж тем выяснилось, что цена повысилась. – Зато у нас отдельная ванная! Я сказал, что цена меня не интересует. Перед тем как выключить компьютер, заглянул в почту. У /него,/ кроме спама, ничего нет, пусто. Поразительная некоммуникабельность. Однако и у меня в почте было примерно то же. Как будто о моей пропаже узнали все и просто перестали писать письма. /Похоронили. /Или сделали вид, что меня не существовало вовсе. Только одно сообщение значилось как непрочитанное. Я уже собирался удалить его, но в последний момент заметил собственное имя. Ссылаясь на договоренность, меня просили о встрече. Теперь, после обнаружения кредиток, нужды в деньгах не было. Но делать вид, что ничего не случилось, тоже не следовало. “Завтра в три часа на Трешке” “Пальто, буддийский платок”. “ОК”, – откликнулся собеседник. “Черное пальто, тубус”. 29 Я вышел из трамвая на следующей остановке. Действительно, напротив магазина с пластинками мерцала овощная палатка. В трубке снова длинные гудки, никто не подходит. “Издеваются, что ли?” Наконец она ответила. “Алё!” – Голос резкий, злой. Сказал, что стою у палатки, мерзну. – Нельзя ли ускорить? Несколько секунд в трубке висела тишина, раздавались шорохи. – Это ты – в тюбетейке? Я понял, что за мной наблюдают, и помахал рукой. – Купи мандаринов и перезвони, ладно? Тетка в овощной палатке уже закрывалась, пришлось упрашивать. В придачу решил взять ананас, /потрафить/. – Алё… – Она, вернувшись в образ, сладко дышала в трубке. – Куда идти? Где ты? – Я терял терпение. – Какой ты… Видишь напротив дом с круглыми окнами? Запоминай номер… 30 В переулке медленно кружился снег, и все звуки города – стук трамвайных колес и гудки машин, писк светофоров – становились глуше, тише. Как будто их обложили ватой, закрыли крышкой. И убрали на антресоли. Двустворчатые двери венчал медальон. В отсветах фонаря угадывалось индейское лицо, по бокам – два профиля в пейсах. / “Ты, Кожаный Чулок, хоть бы гайку туда бросил”. / И снова мне представилось, что я уже видел – и маску эту, и подъезд. Давно, в прошлой жизни. В таких же темных отсветах московского вечера. “Лестница, слева красные ящики”. Сигнал запиликал, дверь подалась. Из красных ящиков свешивались рекламные листовки. 31 Лифт, /вертикальный трамвай, /медленно заполз на последний этаж. Стоя перед квартирами, набрал номер. За дверью послышалось треньканье, но где именно? Звонок сбросили раньше, чем я успел вычислить. |