Онлайн книга «Повесть о настоящем Шарике»
– Так не надо ждать, надо самой что-нибудь делать. – А что я могу делать, я уже покрасила ногти. Чего ты не позвонил раньше? – У меня телефон сел. – При чём здесь телефон? Значит, не больно-то и хотел, – недовольно отвечала Муха. – Ты думаешь, я звоню только когда хочу тебя? – Ты догадлив. – Ты тоже. – Кофе будешь? – У тебя крепче ничего нет? – Есть… Чувства. – Тогда лучше кофе. – Что чувствует женщина, когда понимает, что её просто хотят? – Что она пользуется спросом, но цена занижена. – Это всё инфляция. – Ага, надо поднимать цену на себя. Так чем займёмся вечером? – А ты что, не придёшь? – Приду. – Тогда чего спрашивать? Через двадцать минут они встретились во дворе. У скамеек, там, где обычно собирался на солнышке всякий сброд. Бомжи тусовали тех, кому ещё было где жить. Там было весело: ели, пили, устраивали разборки, потом кусались и били морды друг другу. Веселье. Шарик с Мухой ушли, когда начался заключительный акт пьесы. – Ну, и что он тебе сказал? – расспрашивал он её, пытаясь выдавить из себя хоть каплю ревности. – Что любит меня. – Прямо так сразу и сказал? – Нет, как только я вышла замуж за другого. – Ты уже и замуж успела выйти? Когда это было? – В тридцать три. Ты помнишь свои тридцать три? – Нет, хоть убей не помню себя в тридцать три. – Может, их не было у тебя? – повисла на его шее Муха. – Так вы расстались, что ли уже? – пытался Шарик удержать логическую цепочку. – Чего бы тебе тогда звонила? – Поздравляю! – Вот, он мне Восьмого Марта, то же самое «Поздравляю!» сунул с порога хризантемами в нос. – А ты что хотела? – Тюльпаны. Настроение начало медленно падать. Собрав силу духа, я стала готовить ужин. Ну, знаешь, сыр, оливки. А он даже без вина, говорит, что у него давление, и он пока не пьёт. Нормальный, а? Как ты считаешь? Давление у него. – Вроде да, с цветами даже. Пока чувствую только твоё давление на него. – Но у меня-то всё в норме. В этот вечер я бы не отказалась от бокала шампанского. – Ну, ты даёшь, тюльпаны! – Режу я салат, говорю, что к родителям хочу зайти, поздравить маму и сестру. А он мне под руку: «Давай я им тюльпанов куплю». Представляешь, мне – хризантемы, а другим – тюльпаны. – Да уж, наглец, – заржал Шарик. – «Может, тогда они тебе ужин приготовят!» – бросила я нож в кусты салата. Он психанул, выскочил, через минуту кинул мне на плечо шёлковый красный шарф: «На, не пукай!» Тут уже психанула я, оставила салат и шмыгнула в ванну, выплакаться зеркалу. Когда я вернулась в себя, вижу – перед дверью стоит ведро, а там – целая клумба красных тюльпанов. «Шикарно», – воскликнула я про себя, а ему: «На хрена ты их купил?» – и прошла мимо в комнату, волоча за собой шлейф пренебрежения. Где-то через полчаса он зашёл ко мне в спальню, как ни в чём не бывало: «Пойдём поужинаем». «Странный вкус у этого салата, ты не находишь?» – жевала я тёплую зелень. «А я всё думал – крошить бутоны или нет?» – Какая красивая у вас дружба! – съязвил Шарик. – Это не дружба, это любовь. – Тогда сочувствую, – изобразил он мину, опустив уголки губ. – Так ты пережила уже? – Ну, более-менее. – Кислый какой-то. – Ты про мой вид? – Я не настолько искренен. Я про кофе. Знаешь, что может уберечь женщину от депрессии, кроме любимого мужчины и горького шоколада? – Вера в собственное обаяние. * * * Дверь еле поддалась, я с трудом протиснулся внутрь квартиры. Всё пространство было забито котом, по стене протиснулся к кухне, сел кушать. Кругом был Том и вещи, что он перепробовал. – Том, тебе не кажется, что тебя здесь слишком? Не мог бы ты полегче, собраться, что ли, тебя раздуло, ты в моей жизни занял слишком много места. Куда ни глянь – везде твой мех, твой пух, твоё влияние, твой след. – Да, не раздуло, а поправился. Всё это нервное. Сегодня думал то же самое, похоже, мысль у нас витала одна на двоих: вас, людей, так много в моей жизни, не жизнь, а сущий ад. Всё время вы и ваши ноги. Вот следствие – расстроился, съел ваш годовой запас. – Надо что-то с этим делать, – продвинулся я вглубь квартиры. – Надо, только лениво, – хотел кот потянуться, но задел гардины. – Может, ну его, хозяин, ляжем спать. К утру ты как-нибудь привыкнешь. А то, что меня много, кстати, не так уж плохо. Теперь ты можешь меня погладить, так между делом. Тебе же это нужно, не придётся даже звать. Том повсюду. – Ладно, – смягчился я. – Только сразу договоримся, что ты не будешь меня притеснять ни в правах, ни в пространстве. – Идёт. – Есть будешь? Ах, да, извини, совсем забыл, – смутился я. – Я уже от пуза, – заржал в усы кот. Он отодвинул от себя пустую миску и, облизнув небритую харю, изрёк: – Чувак, сигареткой не разживёшься? Рот мой завис на минуту. «Начинается дискриминация», – подумал я про себя, глядя в его усы, протянул ему одну и помог прикурить. Он, затянувшись всей грудью, продолжил: – Всегда хотел понять, отчего люди с таким удовольствием курят после еды. Нет же в этом большого кайфа, – недовольно смотрел он на сигарету. Я, роя и не найдя в затяжке достойный ответ, посмотрел на свою сигарету и промолвил: – Ты это дело бросай! В чём прелесть курева после обеда – объяснить невозможно, но чтобы это понять, советую то же самое сделать после встречи с подружкой в постели. * * * – Что с тобой, Муха? Ты вся дрожишь, – встретил Шарик Муху после работы. – Любовь меня не греет, Шарик, – прижалась она к нему и, посмотрев преданно друг другу в глаза, они затрусили дальше по аллее. – Хочешь, я подарю тебе радиатор? – Вот, и ты меня не любишь. – По крайней мере, ты сможешь спокойно перезимовать, – проигнорировал он её упрёк. – В чём измеряется настоящая любовь, Шарик? – В детях. – А дети в чём? – В колясках. – Мой уже вырос из коляски. – Тем более, он же должен тебя любить? – вспомнил Шарик про своего. – Ну, по-своему, да. – А по-твоему? |