Онлайн книга «Повесть о настоящем Шарике»
– Может, тебе там нужно больше общаться с местными, чтобы стать своим. – О чём ты говоришь… Когда у меня в башке берёзки зеленеют. Лучше быть настоящим чужим, чем посредственным своим? – Фу! – как заправский кинолог, дала команду Муха. – Хватит плакаться, Шарик! Лучше скажи, почему ты до сих пор без бабы? Где твоя парижанка? – тявкнула она иронично, поняв, что весь предыдущий трёп о французской красоте – брехня собачья. – На связи. Знаешь, где любовь с первого взгляда, там и ненависть затаилась с первого раза. Какой секс на голодный желудок? – Ну-ка, подробнее. – Пришёл я к ней, а она уже лежит, готова. А я-то голодный, с работы, набегался. «Может, пожрём?» – лизнул её. – «Грубый ты», – отвернулась она. Может, я и грубый, Муха, а жрать всё равно хочется. Какой секс на голодный желудок? – Ну? Покормила в итоге? – Да, после уже. Будто не обед, а дегустация в супермаркете. – О, кстати у нас тут рядом открылся, – попыталась уйти от дальнейших рассуждений Шарика Муха. – Еда стала ближе. – Ага. Что ещё нужно для счастья: близость, да близость к еде. – А я не люблю эти типовые сараи с типовыми продуктами, – вспомнил Шарик как пять охранников выгоняли его на прошлой неделе из магазина пинками, когда он пытался позаимствовать там сосиски. – Мне больше нравятся рынки, где мясо свежее и люди добрее. Заходишь туда – будто в лето попадаешь, кругом плоды и фрукты, а запахи – можно сойти с ума, – зевнул Шарик во всю глотку, чтобы прекратить слюноотделение. – Так ты там лето проводишь? – пошутила Муха. – Я вот в Турцию съездила, – не дождавшись ответа, неожиданно расправила она крылья воображения. – Как прошло путешествие? – согнал Шарик муху её воображения со своего уха. – Я влюбилась в эту страну. – Больше не в кого было? – попытался он поймать её лапой. – Это оказалось самым достойным, из всего, что я видела. – Как же люди, мужчины? – Я могла бы тебе соврать, что они надоели мне здесь и хотелось бы отдохнуть, дозировать, только в сердце каждой из нас живёт модель иностранного рыцаря. – Значит, не получилось? – выскользнула муха из лап Шарика и взмыла вверх. – Десять дней на всё про всё, маловато. Мужчины, как и погода, капризны. – Не успела акклиматизироваться? – Ну ты же знаешь каково там: море, пляж, отель, бар, экскурсия, снова бар, где бармен взбалтывает всю эту программу в один алкогольный коктейль. Да так, что ты теряешь логическую цепочку своих желаний и возможностей, а в себя приходишь только дома, когда сползаешь по трапу бронзовым бюстом. Теперь ты памятник, который временно установлен при жизни на родине, которым будут любоваться люди в течение недели, восклицая: «Где ты была? Как ты загорела?», а через неделю те же самые люди будут удивляться: «Где ты пропадала? Почему не загорела?». * * * – Я в упряжке на Крайнем Севере. – Какой ты непредсказуемый, Шарик! Я-то думала, ты во Франции, а ты уже на Северах километры мотаешь. Холодно тебе там, наверное. – Ты что, Муха, хочешь приехать? – Ага, как жена к декабристу. – Хочешь послушать, как здесь воет? – подставил он телефон кондиционеру. – Аж меня холод пробрал. Но меня это не пугает, я приеду, только скажи! – Не торопись. Я пошутил. Во Франции я, просто роман пишу на эту тему. – Фу ты, я подумала, о полюсе. Всегда мечтала там побывать. А что за роман? – Я же тут начал печататься. – Не может быть! – Может. Здесь, как на Монмартр выходишь, так сразу творить хочется. Как и всякой твари. Как вечер, как бутылка вина, так поэма. В общем, отнёс всё в редакцию, знаешь, что сказал мне редактор: «Собака, как хорошо пишет!». – Прочти что-нибудь, очень хочется настоящей литературы. – Из последнего, – прочистил Шарик кашлем горло и сглотнул слюну: – Да, детка, да. Так было и так будет снова. Я брошу на койку тело твоё… Чуть позже – ты мою душу в мусорное ведро. – Жизненно, – высказалась Муха, и Шарик услышал аплодисменты в трубку. – А эта твоя француженка, где она? Небось рядом с тобой или даже на коленях. – Нет, мы расстались. – Чёрт. – Расстались и расстались, тебе-то что реветь? – услышал он в трубке влагу женских всхлипов. – Да, не, ничего. Оказывается, мне так мало надо, чтобы быть счастливой. – Для счастья много не надо, – хотелось Шарику протянуть ей платок. – Мне много не надо, мне надо с тобой. «Знать бы, где я есть сам? Многим, чтобы понять, где ты есть, не хватает кого-то рядом, но это не про меня», – подумал Шарик. Здесь, за границей, жизнь его хоть и приобрела какой-то порядок и направленность, но абсолютно потеряла смысл. Ему уже не надо было рыскать по помойкам обстоятельств в надежде найти пропитание, корма было достаточно и без того, уже не нужно было искать крышу над головой для ночлега. Но сам вкус к нему, как и к жизни, был безнадёжно утрачен. «Однако нечего поддаваться унынию», – на ходу почесал задней лапой своё хозяйство Шарик. И только сейчас обнаружил, что давно уже бежит за чьей то сеткой, из которой истошно разило краковской колбаской и сыром. Вдавив лицо в полиэтилен, сквозь прозрачность пакета на него пялился Наполеон с этикетки дорогого коньяка. Тот будто декламировал: «Велика твоя Родина. От неё не убежишь». Шарик встал как вкопанный: «Действительно, куда это я? Вот так бежишь за чужой красивой жизнью и забываешь о своей. А всё равно бежишь, потому что иначе она пройдёт, а ты так и не сможешь её догнать, другими словами – понять». И он вспомнил строчку из письма сына: «Папа, ты совсем иностранным стал, не догоняешь». |