Книга Модель, страница 6 – Николай Удальцов

— А мне что-то и не хочется разбираться в том — знаю я или не знаю, что такое целомудрие.

Вот так и выходило, что ее поколение могло то, что недоступно нам.

Например, задумываться о целомудренности, не тратя время на выяснение того, что это значит…

— … А вы часто рисуете обнаженных женщин?

— Не часто, но рисую.

— Но ведь голая женщина — это зло, — девушка явно проверяла ремонтоспособность моего здравого смысла. — Так говорит религия.

Я оценил эту проверку; и мне не оставалось ничего, как улыбаясь смотреть ей в глаза: «Самое красивое на свете явление — обнаженную женщину — христианство назвало злом.

Уже за одно это — все мужчины должны стать атеистами», — И Злата явно поняла, о чем я думал. Во всяком случае, она укрепила свой аргумент:

— Так говорят все религии; а на них стоит человечество.

И я опять промолчал в ответ: «Один из нас — либо я, либо человечество — делает большую ошибку, утверждая, что обнаженная женщина это плохо.

И так как не может быть, чтобы так сильно ошибался я, то, скорее всего, ошибается человечество.

Я утверждаю, что обнаженная женщина — это прекрасно; и достаточно взглянуть на такую женщину всего один раз, чтобы понять, что право не человечество, а я».

Не знаю, каким образом Злата забралась в мои мысли, но она их явно прочитала:

— А вы не сексуальный маньяк? — Возможно, этот вопрос девушки мог быть простым уточнением диспозиции.

— Думаю, что — нет, — ответил я; и тогда у меня появилась возможность сравнить ее мысли с зайчиками, которые прыгают по солнечной лужайке в поисках то ли пищи, то ли развлечений.

И мне оставалось только моргать — смотреть на нее пунктиром.

Потому что на мои слова о том, что я не сексуальный маньяк, девушка выразилась неоднозначно:

— Жалко…

…Злата посмотрела на меня и тоже заморгала.

Тогда я еще не знал, что под ее ресницами прячутся чертики в таком огромном количестве, что можно организовывать ферму по их промышленному производству с последующей реализацией через розничную сеть по сходной цене.

Я узнал об этом потом.

Как раз перед тем, как узнать, что это совсем не черти, а ангелы…

…Так уже выходило в моей жизни не в первый раз — общаясь с женщинами, я зачастую путал ангелов с чертями.

И — наоборот…

— … Скажите, а разве одетых женщин рисовать нельзя?

— Можно, Злата.

— Почему же вы их не хотите рисовать?

— Потому что одетая женщина — это женщина.

И — только.

— А раздетая?

— Это символ.

— А разве красиво одетая женщина не может быть символом? — спросила она.

— Символом — чего? — переспросил я.

— Ну, например — символом скромности, — девушка изобразила персональную скромность, опустив глазки; и я про себя улыбнулся в ответ на ее уловку:

— Наверное, может.

Просто я до сих пор не знаю — что символизирует одежда: скромность или — наоборот?

— Как — это? — девушка явно не на шутку заинтересовалась моими словами.

— Очень просто.

Разве, например, бриллиантовая брошь на платье женщины может символизировать скромность?

— Скажите, вы напишете с меня правдивую картину? Ну, такую, что все мои знакомые меня узнают?

— Нет.

Я буду фантазировать.

— То есть — соврете? — ожидая моего ответа, девушка приоткрыла ротик, так, что среди губок выглянул ее язычок.

— Нет. Не совру.

Во вранье нуждается ложь.

А правда всегда нуждается в фантазии.

— А разве людей нужно обманывать? — уточнила она вопросом, на который я не знал ответа.

И потому ответил так, как думал:

— Людям не нужно лгать.

Но правду нужно уметь придумывать.

Впрочем, самого главного о правде я девушке не сказал: «Существование правды — это самая большая человеческая выдумка на свете».

— Скажите, а позировать трудно? — Это был уже практический вопрос; и я поделился своим опытом:

— Со мной — нет.

Я не мучаю свои модели.

— А что нужно знать, чтобы быть моделью?

— Ничего особенного, — улыбнулся я, — Просто помнить, что левая грудь твоей модели — это ее правая грудь…

…Где-то в перерыве между словами и мыслями я протянул девушке свою визитную карточку, на которой записал адрес моей мастерской.

— Ладно.

Думаю, что я соглашусь.

Хотя, возможно, это ошибка.

— Злата, ты — умный человек.

— Почему?

— Потому что умный человек вначале обязательно думает.

И делает ошибки только после этого.

— Как вы думаете, умного человека встретить трудно? — Девушка задала этот вопрос таким тоном, что я не понял — спрашивает она серьезно или шутит.

И потому, на всякий случай, ответил ей серьезно:

— Да.

— Почему?

— Потому что умный человек — это персонаж вымышленный.

— Вот вы — умный; возможно, потому мне с вами интересно.

— Возможно, — вздохнул я. — Только помни, что ум — это довольно однообразная вещь.

Разнообразной бывает только глупость.

— А я думала, что умный — каждый, кто умеет смотреть на себя со стороны. — После этих ее слов моя серьезность по отношению к ней выросла, как растет рыба, пойманная в прошлом году.

Хотя она и добавила:

— А глупым человеком быть плохо. — И я ответил:

— Зато — именно для человека естественно.

— Почему?

— Потому что глупость — свойство человеческое.

Я ни разу не слышал о том, чтобы кто-то посчитал глупым еще какое-нибудь животное.

Мы помолчали совсем недолго, и девушка вновь приватизировала инициативу:

— Вот мы — молодые, и нам простительно.

А что — старые люди не делают глупостей? — спросила она; и в ее голосе прозвучал поколенческий вызов.

И, хотя я не считаю себя таким уж старым, мне пришлось отдуваться за все поколение ее родителей:

— Делают.

Просто старые люди делают старые глупости, а молодые — новые.