Книга Что создано под Луной?, страница 2 – Николай Удальцов

– Вот тебе и прогресс, – проговорил Эгриэгерт, глядя на пульт, при помощи которого он управлял движением фрамуги, – Скоро руки вообще смогут отрафироваться.

– Прогресс, – улыбнулся Риоль, глядя на безуспешные попытки Эгриэгерта справиться с запором фрамуги, – Каким бы не были прогресс, с запорами, все равно, нужно обращаться сильно, но со знанием дела.

– А потом, прогресс – это увеличение того, что делается без нашего участия.

И, Эгри, прогресс не остановить ни тебе, ни мне, ни нам всем вместе. Ни прогресс, ни скорость, с которой он идет, – Риоль произнес ни к чему не обязывающие слова, но они заставили Начальника центра задуматься.

Правда, ненадолго:

– Эгри, может, наше поколение – просто парадокс в истории цивилизации?

– В истории и без нас достаточно парадоксов.

Риоль не раз рисковал своей жизнью, хотя случалось это значительно реже, чем могло бы случаться, будь он меньшим профессионалом. Дилетанты попадают в непредвиденные ситуации чаще профессионалов. И поэтому, профессионализм – это не только простейшая форма борьбы с дилетантством, но и простейшая форма борьбы с неприятностями.

– Эгри – мне это небезразлично из-за Эйлы и нашего будущего ребенка – скажи, мы можем в этом полете погибнуть?

– Если вы погибните – вам все станет безразлично.

Так, что стоит привести в порядок земные дела.

– На случай смерти? – задумчиво спросил Риоль, и Эгриэгерт задумчиво ответил:

…Выходя из кабинета Начальника Центра, Риоль вновь увидел человека в стоптанных ботинках, сидящим на колченогом табурете, и почему-то совсем не удивился этому:

– Что-то случилось? – спросил человек.

– Что-то случилось со всем человечеством. Во всяком случае, может случиться, если это еще не произошло.

– Произошло, – сказал человек, сидевший на табурете, и его усталые глаза стали грустными:

– Риоль, с людьми случилось самое ужасное и трагическое – люди решили, что они приобрели опыт.

– Как вас зовут? – спросил Риоль, и почему-то не удивился тому, что человек в стоптанных ботинках знал, как зовут его самого. – Меня зовут Крайст…

– Я где-то встречал ваше имя.

– Ты встречал его везде.

…Выходя из лифта в фойе Центра, Риоль столкнулся с человеком в дорогой французской тройке и шляпе коричневого цвета. Его лицо было хорошо выбрито, только подбородок украшала аккуратная испанская бородка.

Человек приподнял шляпу в знак приветствия, и в его смоляных глазах промелькнуло толи удивление, толи интерес.

Такое случается, когда встречается кто-то явно знакомый, но невспоминаемый, при каких обстоятельствах.

– Есть проблемы? – спросил человек во французской тройке, и Риоль, сам не понимая, почему не ограничивается простым: «Все нормально», – ответил:

– Есть, но иногда, задача такова, что становится не понятным поиск ее решения.

* * *

Небольшой домик, в котором жил один из лучших астролетчиков Земли Риоль с женой Эйлой, стоял под холмом на берегу не маленькой речушки, узорившей своими извивами почти плоскую равнину от горизонта до горизонта. Они перебрались в этот дом из города потому, что, часто покидая Землю, Риоль никогда не скучал по городам.

И в своих полетах, он много раз представлял себе дом, стоящий на берегу реки так, что от самого дома к реке тянулись не высокие деревья, переходящие в густой кустарник, тень от которого падала прямо на воду.

Риоль видел все: северное сияние и степь, цветущую тюльпанами, альпийские изумрудные луга и заледенелые, потянутые кобальтовой дымкой, горы, и все это выглядело прекрасно.

Но все-таки – это была экзотика.

А деревцо на берегу реки – это то, что оставили ему его предки, это генетическая любовь.

Так же, как горец любит горы, житель жаркой Азии – степи и пустыни, так Риоль любил среднюю полосу.

Однажды, когда он вернулся из полета, Эйла показала ему их будущее жилище. Такое, или почти такое, каким он себе представлял свой дом – так его выдуманная мечта стала реальностью. И когда Риоль удивился тому, что Эйла так верно угадала его придуманную мечту, он сказала:

– Каждая выдумка – это версия правды…

– Неужели ты сможешь жить в этой глуши? – спрашивали его друзья, а Риоль шутил, а может, только казалось, что он шутит:

– С любимой женщиной мне везде хорошо.

А без любимой женщины – везде плохо.

…Риоль не оттягивал свой разговор о новом задании Центра с женой, да это было и ни к чему – опытные люди предчувствуют разлуку:

– Я должен лететь, Эйла.

– Знаю.

– Откуда?

– Мне звонил Эгриэгет и спрашивал о том, как я себя чувствую.

Просто так Начальник центра не станет спрашивать о самочувствии жену астролетчика.

Впрочем, просто так, Начальник центра не станет спрашивать ни о чем.

– Мое отсутствие будет долгим.

– Не пойму, почему посылают именно меня?

– Ты отлично это понимаешь.

– Тогда почему?

– Потому, что ты лучше всех умеешь использовать шанс, – проговорила Эйла, гладя волосы мужа, – И за это, я люблю тебя.

О том, что в одном интервью, на вопрос: что такое шанс? – Риоль ответил: – Шанс – это постоянная готовность использовать удачу, – он даже не вспомнил…

…Когда Риоль и Эйла прощались на космодроме, она спросила мужа:

– Ты понял, зачем тебя посылают?

– Мне придется это понять уже там, в полете. Что поделаешь, работа, которая мне поручена – это не бенефис, а премьера.

Как и вся жизнь.

Потом Эйла поцеловала Риоля, а никем не замеченный, находившийся в стороне от провожающих, в тени одного из ангаров, человек, в дорогой французской тройке и шляпе коричневого цвета, ухмыльнувшись, прошептал: – Легче забыть десять заповедей, чем один поцелуй любимой женщины…

Еще раз, ухмыльнувшись, и проведя ладонью по своей аккуратной испанской бородке, он оглянулся и увидел стоявшего на одном из холмов, окружавших предполетный комплекс, человека в стоптанных ботинках. Тот неподвижно, глядел на застывшую, на стартовом столе ракету, опираясь узловатыми руками на сучковатый посох:

– До встречи, – очевидно зная неизвестное пока никому, проговорил тот, а потом, вздохнув, добавил: