Онлайн книга «Чертово колесо»
|
— А, Нузгарь, Антошин кореш… Салям! — и сообщил, что они как раз едут в Роттердам, и, если он хочет, то может подсесть к ним в городке Бреда, где им надо забрать одного дружбана, заходящего к барыге в Роттердаме. «Всюду одно и то же! Заходящий к барыге! Берущий!» — усмехнулся Нугзар, вспомнив Тбилиси: — А где встретимся в Бреде? И как туда ехать? — Тебе с главного банхофа [58] на электричке туда что-то около штунда [59] ехать. Встретимся на банхофе в Бреде в два часа. Понял — нет? Нугзар быстро собрался, поспешил на вокзал и скоро был в Бреде. Парни опоздали минут на пятнадцать. — Салям, салям! — сказали они, деловито здороваясь. Васятка сидел за рулем. Юраш — рядом с ним. А на заднем сиденье корячился в ломке их дружок по кличке Малой. Смотрел вокруг рыбьими глазами, сморкался на пол и икал в полный голос. — Что, ломает, друг? — спросил Нугзар, предусмотрительно садясь подальше от него. — Ну… Корежит по полной. — Его все время корежит, — неодобрительно пояснил квадратный шепелявый Юраш. — Ты бы молчал, телок, — недобро повел глазами Малой, делая кадыком судорожные движения, как кошка, отрыгивающая кость. — На, поможет! — Нугзар протянул ему пачку кодтерпина, но Малой, недоверчиво на нее покосившись, буркнул: — Не, я калики не хаваю. Подожду до Роттера, скоро уже… А чего это такое? — Таблетки с кодеином. — Ерунда. Только брюхо забивать. Нет уж, дотерплю, бальд [60] будем, — всхлипнул Малой и затих, тоскливо уставившись в окно. — Дело хозяйское. Когда выехали на трассу, Васятка попросил, чтобы в машине не молчали, а говорили, а то он вчера с дискотеки под утро приканал и сейчас его страшно тянет шлафен. [61] И правда — Нугзар заметил, что он часто закрывает глаза и мчится по шоссе вслепую. Юраш нехотя принялся рассказывать какой-то бред о том, как его онкель, [62] недавно переехавший в Дюссик из казахстанских степей, водил простуженную жену-казашку к доктору. Немецкого языка онкель не знал, учил весь вечер, что по-немецки «кашель» будет «хустен», даже записал на листок, а у доктора от волнения записку не нашел, все спутал и опозорился. — Прикинь забаву: входят они в кабинет. Садятся, а онкель говорит: «У моей жены хунгер! [63] » Доктор удивился, бля: «А я тут при чем, если у вашей жены голод и вы свою жену не кормите?..» А онкель опять за свое: «Как при чем, ты же доктор, у нее хунгер!» И в жену тычет. А у той ауги [64] тонкие-тонкие, как бритвы, и кашляет так жалобно — мол, больна, помогите. Доктор в панике зовет медсестру. Тут дядька понимает — что-то не то тявкнул. И кричит: «Хундерт!.. Хундерт! [65] » Доктор совсем охренел, думает, бабки у него просят: «Какой еще хундерт? У меня нет денег вашу жену кормить-поить!..» Сестра вокруг бегает, казашка что-то вякает, а дядька за свое: «Хундерт да хундерт!» — и на жену показывает. Тут доктор покраснел да как заорет: «Что, вы хотите продать вашу жену за сто марок?» Чуть не подрались!.. Видя, что эта история не особенно развеселила Васятку, начавшего зевать пуще прежнего, Юраш сообщил, что его приятель недавно трахал бабу с одной грудью. — А вторая куда делась? — Из-за рака отрезали к хуям на хуй. — Во как. Одна-то буза [66] хоть была-нет? — Была. И здоровущая. Он ее двумя руками мацал, как мяч. — И как? — Ничего, идет. Смотреть только туда не надо. А так тылом развернуть, на ощупь идет, хули там хуль… — Ну, ебаный кебан! — Это уж да. У меня тоже был один такой знакомый, ебырь подруги сестры мой пизды… — невпопад пробурчал Малой. — А как твой дед Теофил поживает? С байнами [67] у него плохо было, — вспомнил Васятка. — А, ништяк. Сейчас у него другой проблем — пенсии немцы не дают, — почесал Юраш квадратный череп. — Чего так? Мало мучили-гоняли в Союзе?.. — спросил Васятка. — Или под командатурой не был?.. — Не, мучили нормалек. И в трудармии служил, и под надзором сидел. Но писаки херовы в Казахстане ему в трудовую книжку накарябали: «Принят в колхоз рабочим». А немцы понять не могут, кем он пахал, спрашивают, что он конкрет делал в колхозе. А дед говорит — все. Немцы не секут, ауги вылупили — как все?.. А вот так, что прикажут — то и делал: кран починить, энтов [68] пасти, коров доить, на пашне пахать. Немцы его из отдела в отдел посылают, ренту [69] платить не хочут, ты, говорят, аферист, в колхозе нет рабочих, а на фабриках нет колхозников! Дед Теофил орденами трясет и плачет, а им по хую, мы все знаем, кричат, нас не проведешь. А дед орет: у нас полколхоза друг на друга оформили, повар — на писаря, моторист — на пожарного. Не верят, не может быть, блеют. А дед мозолями тычет — может, может, в Союзе все может быть… — Вот же ёб же! Куда тупым фрицам понять такой ебистос!.. Потом вспомнили веселую историю о том, как дед Теофил просил внука заделать в хлеву лох, [70] чтоб корова не вышла, а Юраш плевать хотел, потому что знал, что лох маленький, а ку [71] — большая. А кончилось тем, что корова-то не вылезла, зато внутрь влез волк и загрыз ее. — И настырный дед! «Иди да иди, лох заделай!» Зима, холод, а он все гонит! — А ты чего не заделал, в натуре? — спросил Васятка. Да чем же ее заделаешь?.. У нас в селе ни единой досточки не осталось — все на растопку ухайдакали… А слыхали — нет, что на прошлой неделе на Славика Бормана дикий хунд [72] напал, когда он ящик с сосисками в свой ларек затаскивал? Страшный хунд! В трех местах покусал, уже к горлу рвался, пока Славик его хаммером [73] не заебошил. И откуда взялся? Тут даже каценов [74] нет, по хатам спят, нигде не лазают, а тут вдруг — хунд, да еще ничейный, ебать-переебать мое ебало! |