
Онлайн книга «Замыслил я побег»
— Не плачь, шкет! Видишь, я без ног, а не плачу! Потом он снова насупился, по своему обыкновению молча толкнул Труда Валентиновича в бок и протянул деньги. — А-а, Витенька! — обрадовался отец… — Ты будешь толкать-то? — сердито спросил Анатолич. — Что? — очнулся Башмаков и обнаружил себя упершимся руками в багажник бесхозных «Жигулей». — На счет «три»! — приказал бывший полковник, налегая плечом на стойку между передней и задней дверцами. — Раз. Два. Три-и-и! И вдруг башмаковское сердце сделало странную мягкую паузу. Возникло какое-то болезненное недоумение, словно за стенкой много лет крутили одну и ту же, ставшую неотъемлемо привычной пластинку и внезапно выключили проигрыватель. Недоумение сменилось ощущением знобящей беспомощности, а затем — ужасом. Сердце, конечно, возобновилось, но страх не отпускал. — Ты чего? — забеспокоился Анатолич. — Мне плохо, — прошептал Башмаков, нашаривая под рубашкой сердце и чувствуя, как пригоршня наполняется холодным потом. Пока ждали «скорую», вызванную Анатоличем, сердце еще несколько раз спотыкалось, и холодный сумрак опускался на Башмакова, покрывая тело ледяными каплями пота. Олег Трудович сидел прямо на снегу, привалившись спиной к колесу бесхозных «Жигулей», и ожидал смерти. И только когда машина с красным крестом въехала на стоянку, ему вдруг полегчало и он понял, что будет жить. Молодой врач, наверное еще студент, был в пальтишке, наброшенном поверх коротенького серого халата. Длинные светлые волосы он носил собранными в хвостик. Доктор присел перед Башмаковым на корточки, хмурясь, пощупал пульс и спросил: — Что случилось? — Плохо, — объяснил Анатолич. — Вижу. Говорить можете? — Не знаю, — помотал головой Башмаков. — Та-ак, уже неплохо. Что с вами? — Сердце… — Жжет, давит, в лопатку отдает? — Нет. Просто останавливается. Как проваливается… — начал Башмаков довольно энергично объяснять, но, почувствовав неуместность такой живости, постарался придать голосу скорбную вялость. — Как будто его нет, сердца… и страх… — Пили накануне? — посветлел врач. — Немного. — Утром похмелялись? — Ну что вы! — вмешался Анатолич. — У нас никак нельзя. У нас хозяин. Заметит — выгонит. — Раньше с вами такое случалось? — Никогда. — Ну что ж, — кивнул врач, — первый звоночек! Он открыл чемоданчик, вынул ампулу, посмотрел на свет и щелчками изгнал жидкость из узкой горловинки. — А шприц у вас одноразовый? — тревожно-мнительно спросил Башмаков. — Конечно. СПИДа боитесь? Это правильно, — похвалил врач, надламывая ампулку. — СПИДа боятся все, а умирают совсем от других болезней. Как вас зовут? — Олег Трудович, — подсказал Анатолич. — Трудович? Хм… В первый раз встречаю. Индустриевич был — ущемление грыжи. Алла Пугачева была — внематочная с кровотечением… Другая, конечно, Пугачева, однофамилица. Чкалов был. — Однофамилец? — полюбопытствовал Анатолич. — Нет, Чкалов — это у него имя такое. Чкалов Харенович. — Армянин, наверное? — предположил Анатолич. — У нас в части зам. по тылу был — Гамлет Отеллович! — Ты раньше говорил — Гамлет Дездемонович! — удивился Башмаков. — Да, действительно армянин, — кивнул доктор. — Маляр. Со стремянки упал. Но Трудовича еще ни разу не было. Интересно прямо-таки! Так вот, Олег Трудович, — он почти не глядя вставил иглу в надломленную горловинку, и прозрачный цилиндрик шприца стал наполняться, — это вам первый звоночек! Организм говорит: Олег Трудович, что-то вы ко мне плохо относитесь! Если так будет продолжаться и дальше, — врач встряхнул шприц, поднял иглой вверх, и брызнула тонкая струйка, — то я, организм, за себя, Олег Трудович, не ручаюсь! Понимаете? А лечить, как известно, нужно не саму болезнь, но ее причины. — Он с помощью Анатолича заголил Башмакову зад, смочил ватку в спирту и начал растирать покрывшуюся мурашками ягодицу. — А бельишко у вас, Олег Трудович, тонковато. Знаете, как в народе говорят? Пришел марток — надевай трое порток. Простатитик-то не беспокоит? — Не беспокоит… — Меня беспокоит, — сознался Анатолич. — Оставлю телефончик. Есть очень хороший уролог. Золотой палец! Врач мгновенно кольнул, и жидкость из цилиндрика исчезла в потемках башмаковской плоти. — А в больницу его не надо? — спросил Анатолич. — Зачем? — пожал плечами врач. — Что сейчас в больнице хорошего? Ну будет Олег Трудович лежать там на сквозняке в коридоре. Пусть лучше дома полежит. Ухаживать есть кому? — Жена. — Тем более! Кстати, Олег Трудович, вы где живете? — Рядом. — Ну, если рядом — подвезем. А то ведь даже на бензин не хватает. Вроде сами нефть добываем, а на «скорую помощь» бензина не хватает. Страна дураков. Околоподъездным старушкам хватило потом разговоров на месяц. Еще бы! К дому подкатила машина с красным крестом, и оттуда доктор с косичкой и Анатолич извлекли бледного и беспомощного Башмакова. — Такой еще молодой! — в старушечьих глазах светилось торжество сострадания. Честно говоря, если не считать легкого головокружения, Олег Трудович чувствовал себя уже вполне прилично. Но в случившуюся с ним неприятность оказалось вовлечено столько взрослых серьезных людей, что вдруг взять и объявить о своем внезапном и полном выздоровлении было как-то неловко. — Доведете? — спросил врач у Анатолича. — Тут немного осталось. — Ну, тогда ладно… — и доктор как-то намекающе замялся и начал повторять то, что уже говорил в машине: — Итак, постельный режим, никаких волнений, успокаивающие препараты… И обязательно исключить причины! А причины, Олег Трудович, в излишествах. В из-ли-шест-вах! Животик-то у вас — ого! Надо убирать… — Дай ему! — шепнул Башмаков Анатоличу. — Понял… — напарник вынул из нагрудного кармана довольно серьезную бумажку и под видом рукопожатия вложил в ладонь доктору. Но тот, совершенно не стесняясь, развернул, расправил купюру и даже помахал ею, показывая шоферу, который, надо заметить, с явным неудовольствием вез их к дому. — Прощайте, Олег Трудович, берегите себя! — Прощайте. Анатолич, словно раненого бойца, повлек друга в предусмотрительно распахнутую старушками дверь. — Смотри, как рыбки заметались, — заметил он, укладывая Башмакова на диван. — Чувствует, мелочь холоднокровная, что хозяину плохо! Рыбки умнее собак — я всегда говорил! Олег Трудович лежал на диване и наблюдал в овальном наклоненном зеркале свое страдающее лицо. Через полчаса примчалась вызванная Анатоличем прямо с урока Катя. |