Книга Нюма, Самвел и собачка Точка, страница 42 – Илья Штемлер

— А у тебя дача есть? — спросила Евгения Фоминична.

— Нет, — ответил Нюма. — Фирка сейчас суетится. Она в Смольном работает.

— Ну, те, в Смольном, себя не обидят, — проговорила Евгения Фоминична. — А то живи у меня летом. Я одна. Аня работает…

— Где она работает? — перебил Нюма.

— Закончила Электротехнический, — нехотя ответила Евгения Фоминична. — Но работает… Она поет… Вроде, у нее прорезался неплохой голос… Словом, дача пустует. Вселяйся. Да и мне будет не так страшно.

— Спасибо, Женя. Посмотрим. — Нюма наблюдал, как Лаура ловко выкладывает на тарелку упругие зеленые тушки долмы.

Пряный запах вкусно щекотал нос. Нюма вогнал вилку в упругое тельце, завернутое в виноградный лист. Из проколотого отверстия брызнул сок…

— Ты кефиром полей, — Евгения Фоминична облила долму кефиром.

— Ничего. Я так, — Нюма прикусил долму.

Непривычный кисловатый вкус ударил в нёбо. Нюма зажмурился — то ли от наслаждения, то ли обжегся.

— Можешь и Самуила с собой взять на дачу, — продолжала Евгения Фоминична. — Втроем нам будет там спокойнее.

У Нюмы кольнуло сердце. Что это? Неужели он ревнует? Подумать только! Еще эта долма во рту…

Нюма сделал усилие, проглотил горячий катышок и вскинул на Евгению Фоминичну… плывущий взгляд.

— Самвел не поедет, — проговорил Нюма и добавил мстительно: — У него появилась дама сердца.

— Ну?! — изумилась Евгения Фоминична. — Молодец какой! А сколько ему лет?

— Мы почти ровесники.

— Вот! — воскликнула Евгения Фоминична. — А ты?! Штрипки на штанах у него оборвались… Да ты еще ого-го! Да, Лаура?!

Молодая женщина пожала плечами и смущенно улыбнулась.

— Как вам долма? — вежливо спросила Лаура.

Нюма одобрительно промычал.

— На всякий случай, ты спроси у него, — не отступала Евгения Фоминична, — может, взять с собой и даму сердца. Дом большой, двухэтажный. И мансарда просторная…

— Самвел не поедет, — проговорил Нюма. — Вообще, неизвестно, что с ним будет. Комната, которую он занимает, может скоро отойти городу. А там, как город распорядится…

— Не поняла, — Евгения Фоминична посмотрела на Нюму. — Эта комната в твоей квартире? При чем тут город?

— Фира затеяла шахер-махер, — Нюма поведал историю, что задумала дочь.

Евгения Фоминична слушала, глядя куда-то поверх головы своего гостя. Нюма даже оглянулся, желая проследить взгляд потухших, как ему показалось, глаз.

— Ты что это, Женя? — вопросил Нюма.

— Так, — помедлив, ответила Евгения Фоминична. — У нас с тобой, Наум, не очень удачные дети…

— Они дети своего времени, Женя… Мы были другими.

— Мы тоже были детьми сволочного времени. Но мы были другими. Мы верили во что-то вне нашего времени. У нас были свои, не очень осознанные идеалы, которые обтекали наше время…

— Я помню, как ты пыталась пристроить Розу в КБ, — невпопад проговорил Нюма, — а ее не взяли из-за пятого пункта…

— Я, Наум, не о том, — поморщилась Евгения Фоминична и, помолчав, спросила: — Ты, Наум, был счастлив в те годы?

— Что ты имеешь в виду? — напрягся Нюма.

— Обыкновенную жизнь, — Евгения Фоминична наблюдала, как Лаура собирает со стола опустевшие тарелки. — Обыкновенную жизнь, Наум. Ты был счастлив?

— Как тебе сказать? — взгляд Нюмы заметался по комнате, словно пытался где-нибудь укрыться. — Я жил. Я просто жил. Ходил на работу. Возвращался домой. Я просто жил…

— Как сотни других людей, — с иронией произнесла Евгения Фоминична.

— Да, — с вызовом кивнул Нюма. — Как и ты сама.

— Нет, Наум. Я была счастлива… Я вышла замуж… равнодушно. После того, как ты отдал предпочтение Розе, я вышла замуж за своего Митю равнодушно. Митя был старше меня на двадцать три года. И вскоре от моего равнодушия не осталось и следа. Я влюбилась в своего мужа. Да, я просто жила, как ты говоришь. Ходила на работу, возвращалась с работы… И я была счастлива. Я любила… Разница в возрасте сыграла свою трагическую роль только в том, что Митя ушел в самый расцвет нашей любви… Когда мне было сорок два года.

— Вы вместе работали? — осторожно спросил Нюма.

— Нет. Он был директором театра, — Евгения Фоминична повернула голову и посмотрела на дверь. — Кажется, пришел мой квартирант, муж Лауры.

И Нюма зачем-то посмотрел на дверь.

— Позови Сеида, — предложила Евгения Фоминична. — Пусть поест твою долму.

— Лучше мы там! — Лаура махнула рукой в сторону.

— Позови, позови, — настаивала Евгения Фоминична. — Пусть познакомится с человеком, от которого я когда-то была без ума.

Лаура лукаво взглянула на Нюму и растянула в улыбке свои милые усики.

— Он еще и сейчас ничего, — смешливо проговорила Лаура.

— А каким он был! — воодушевилась Евгения Фоминична. — Орел! Фигура! Осанка! Добрейшая душа! Смелое сердце! Помнится, мы летом отправились в Гагры, после четвертого курса… Или после третьего… И там к нам, девчонкам, пристали грузины. Особенно им нравилась Роза. У нее была замечательная задница…

— Женя, — с укоризненным кокетством проговорила Лаура.

— А что?! У любого человека есть задница. Только у одних она замечательная, а у других, как у меня… Так вот, Наум, разметал тех парней, как Тузик грелку. Помнишь, Наум? — Евгения Фоминична вытянула шею и посмотрела за спину гостя. — А вот и Сеид! Познакомься, Нюма. Это мой друг Сеид Курбанович Касумов.

Нюма обернулся, уперся руками о подлокотники кресла и вежливо привстал.

— Сидите, сидите, — предупредительно проговорил муж Лауры и шагнул к гостю.

Нюма смотрел на высокого, тощего пожилого мужчину с типично кавказской внешностью. Запавшие щеки покрывала седая колючая щетина. Глубоко посаженные темные глаза. Нос с горбинкой, утонченный в переносице, у которой соединялись широкие, черные с проседью, брови…

Где я его уже видел, думал Нюма, отвечая на рукопожатие сухой горячей ладони Сеида. И, не удержавшись, спросил. На что Сеид лишь пожал плечами…

— А почему долма без вина? — Сеид раскинул руки. — Не годится. Не по-нашему… Лаура, как ты могла допустить?! А сыр сулугуни? А маринованный чеснок? Водку тоже принеси, может, кто захочет.

— Ладно. Счас! — Лаура вышла из комнаты.

— И о чем вы разговаривали? — общительно спросил Сеид.

— Я рассказываю, каким молодцом был когда-то Наум, — продолжила Евгения Фоминична. — А помнишь, Наум, как ты врезал каким-то пошлякам на катере. Мне рассказала Роза. Они прокатились по поводу роскошных форм Розы. И ты им задал перцу.