
Онлайн книга «Плоть и кровь»
— И что с тобой?.. Какие у тебя симптомы? — Потеть начала по ночам, совсем недавно. Голова стала болеть. Я потому и решила, что должна сказать тебе. — Сколько у тебя Т-лимфоцитов? Тебе это известно? — Да, известно. Четыреста. — Я еду к тебе. — Зачем? Не нужно. — Самолеты летают каждый час. — Ты же все равно ничем мне не поможешь, Вилл. — Буду через два, может, три часа. Вилл появился меньше чем через три часа. Зои заваривала чай. Джамаль сидел за кухонным столом, обедал. Войдя в кухню, Вилл замялся, потому что не знал, известно ли все Джамалю. — Привет, Вилл, — сказала Зои. Она поцеловала его так, точно он просто пришел в гости. Она не изменилась. Хотя, конечно, никто так сразу не меняется. Вилл уже похоронил с полдесятка друзей и хорошо знал, насколько долгое время берут эти изменения. Когда люди только-только заболевают, глаза их остаются по-прежнему блестящими и глубокими, кожа еще плотно прилегает к мышцам и костям. Вся первоначальная работа болезни остается невидимой, она скрупулезно прошивает человека изнутри мелкими стежками. Но перед ним была сестра, и Вилл вопреки всему позволил себе на миг вообразить, что ничего страшного с ней не случилось. Все оказалось каким-то обманом, ошибкой. И квартира Зои осталась той же, красочной и убогой. Большая кухня с широкими половицами и запахом корицы и кофе, щербатые тарелки и разномастные чашки Зои, стоящие одна в другой за стеклом буфета, выцветшие изображения мексиканских святых и ужасные любительские картины, которые она покупала в благотворительных магазинчиках (ангел с ниспадающими, как у Нэнси Синатра, волосами; чихуахуа; улыбающийся, подстриженный «ежиком» мужчина со свинячьими, глядящими в разные стороны глазками). Все здесь казалось недостаточно серьезным для смертельной болезни. Лишенным торжественности и значительности. — Привет, — ответил Вилл. — Привет, Джамаль. Джамаль сидел за столом, притворяясь, что ест. — Здравствуйте, — сказал он. В последнее время мальчик избавился от привычки хранить молчание в присутствии людей, которых не очень хорошо знал. Ее сменила величавая, несколько натужная официальность. Он говорил им: «Здравствуйте», «Спасибо», «Приходите еще». — Ты не голоден? — спросила у Вилла Зои. — Нет. Да. Немного. — У нас сегодня рис с фасолью, — сказала она. — Джамаль подался в вегетарианцы. — Правда? — спросил у Джамаля Вилл. Джамаль кивнул. — И даже рыбу не ешь? — Рыбы живые. В них кровь течет. Зои наполнила тарелку Вилла рисом и фасолью. Он уселся за стол рядом с Джамалем. Тот подцепил вилкой единственную фасолину, аккуратно поместил ее между губами, пососал. Он не выглядел ни нервничающим, ни испуганным. И похоже, совсем не удивился внезапному появлению дяди, который живет в трехстах милях отсюда. — Как у тебя с учебой? — поинтересовался Вилл. — Очаровательно, — сообщил Джамаль без всякой, похоже, иронии. — Второй класс, так? — Да, — ответил Джамаль. — Живи ты в Бостоне, я мог бы через пару лет стать твоим учителем. — Я знаю. Зои налила себе чаю и тоже уселась за стол. — Я покончила с обедом двадцать минут назад, — сказала она. — Джамаль — самый неторопливый из живущих на свете едоков. Джамаль улыбнулся — застенчиво, словно получил комплимент. И проткнул зубцом вилки одно-единственное зернышко риса. — Кажется, это хорошо для пищеварения, — сказал Вилл. Интересно, почему в присутствии детей он часто ощущает себя человеком, явившимся с визитом к политикам малоизвестной далекой страны? — Кассандра вообще ничего не ест, — сообщил Джамаль. — Ну, разумеется, ест, — возразила Зои. — Все люди едят. — Кассандра только пьет — воду, сок и кофе, — сказал Джамаль. — Перестань, — сказала Зои. — Кассандра ест, и помногу. То, что ты говоришь, даже отдаленно на правду не походит. — Один раз съела яблоко. Всего одно зеленое яблоко. — Я не хочу спорить с тобой об этом. Могу поручиться, что за последние двое суток ты хотя бы разок, да видел, как Кассандра уплетает чизбургер. — Как она, Кассандра? — поинтересовался Вилл. — Все хорошо, — ответила Зои. — Кассандра больше не ест чизбургеры, — сказал Джамаль. — Говорит, что они противные. Джамаль и Вилл поели, Зои отправила сына в его комнату делать уроки. Перенесла тарелки в мойку, Вилл последовал за ней. Положил ладонь ей на плечо. — Малыш, — сказал он. Зои пустила на тарелки горячую воду. — Джамаль знает, — сказала она. — Но все равно, спасибо, что не стал говорить об этом при нем. — Мне бы и в голову… — Не хочется каждые пять минут тыкать его носом в мою болезнь. Хотя иногда я гадаю, правильно ли это. Может, если Джамаль все время будет слышать о ней, болезнь станет для него такой же привычной, как все остальное. Зои выдавила на губку немного жидкого мыла, точно так же, как делала их мать. И мыло она держала — тоже как мать — в непрозрачной пластиковой бутылке. Одета она была в черную рубашку и линялые черные джинсы. — Думаю, это идея правильная, — сказал Билл. — Хотя кто ее знает? Разве кому-нибудь известно, как следует вести себя с детьми? — Спасибо, что приехал, — сказала она. — За что же спасибо-то? Наступила пауза, странно формальная, как будто они только что познакомились, темы для разговора исчерпали и теперь думают, как бы им половчее распрощаться. Наверное, они могли бы обняться, заплакать. Но нет, не заплакали. Взрослые люди, они стояли у кухонной раковины, мыли посуду, а в соседней комнате готовил уроки ребенок. — Знаешь, я чувствую какое-то странное смущение, — сказала она. — Сумасшедший дом, правда? Нашла, что чувствовать в такую минуту. — Ты что-нибудь принимаешь? — Пока нет. Шарон, это мой врач, хочет, чтобы я начала принимать азидотимидин. Но мне как-то боязно, я о нем жуткие вещи слышала. Сказала ей, что подумаю. — Пожалуй, тебе стоит попринимать его. А может, и нет. Не знаю. Я о нем тоже всякие ужасы слышал. Шарон — хороший врач? — Да, я же тебе говорила. На этот счет не волнуйся. — Ну да, конечно. С чего бы мне волноваться? — И пожалуйста, не язви. — Если ты запретишь мне и волноваться и язвить, как я смогу реагировать на происходящее в мире? — спросил он. — Значит, никаких лекарств ты не принимаешь? |