
Онлайн книга «Записки на кардиограммах»
— Знаю. Там торгуют. — Ездили туда? — Как на работу. Сейчас сам увидишь. Тебе понравится. * * * Вот фиг скажешь, что здесь точка! Чистенько, аккуратненько, вазочки-салфеточки, котик с бантиком. Седенькая бабуля в очочках-проволочках — волосенки за ушки зачесаны. Внучата в рамках. Идиллия. Вот только тело на площадке синеет. Дыхание три в минуту, глаза в разные стороны, и зрачки точками. Сейчас бабушка нам споет, я Веню уже предупредил. — Вы его знаете? — Нет. Вежливый молодой человек, поднес сумки, попить попросил… — Он мне сумки поднес, по ступенькам. И попить попросил. Такой воспитанный, вежливый. Пошла дискета. Выпил и захрипел… — Я ему фанты налила — только что купила, в универсаме, — он выпил, захрипел и упал… Бутылку, наверное, надо на экспертизу… — Наверно, в бутылке что-то подмешано… Такой приятный молодой человек… — Такой молодой человек культурный. И одет прилично. Это точно, одет прилично. Клеша в обтяжку, лакированные остроносы, гель для волос. Где-то я его видел уже… — А почем за чек [47] берете, бабуленька? Почем опиум для народа? — Что вы сказали? — Не лепи горбатого, бабка! Я эту песню от тебя в третий раз слышу. — Да как вы смеете! А сейчас она скажет, что ветеран войны, труда, броуновского движения, и за самим Ковпаком ППШ носила. — Я ветеран войны, пенсионер союзного значения… в партизанских рейдах участвовала… у меня орден Богдана Хмельницкого… — А ордена Германа Опиатного у вас нет? Давай его, Вень, за шкварник… — Да я на вас в мэрию буду жаловаться! — А что, они у вас тоже берут? — Кончай, Че. — Северов откровенно веселился. — Двигаем, а то зачехлится. — Ты интубируешь? — Время от времени. — На, — Веня протянул трубку, — он в расслабухе — как в масло сейчас войдет. На ком же тренироваться, как не на них? И в самом деле — на раз. — Испытательный стенд. Спецам скинем? — Да ну. У самих револьверы найдутся. — А я бы скинул — на Будапештскую путь не близкий. — Ну и съездим, делов-то… дай рацию. — Вень. — Не гундось, Че. Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем — все лучше, чем хлам сгребать по району. А и вправду! — Посмотри, он с документами? В карманах у тела не было ничего. — Все уже украдено до нас. Бойкая старушонка, ничего не скажешь. — Так партизанка, ептать! Как у нас с кислородом? — Две трети примерно. — Расход побольше поставь. — Слушай, изведем кислород — вручную придется качать. — Придется — покачаем. Ставь. Я ненамного повернул ручку. — Сколько? — Восемь в минуту. — Порядок. Здрав буди, боярин/ Он хлебнул и передал мне бутылку. Закурил. Кинул взгляд на носилки: — Впечатление такое, что он герыч еще на что-то навесил. — Или четверть себе замандячил. — Может, у бабуленьки лажа какая-нибудь с ширевом? — Может. У-у, мразь лакированная! И надушен, как баба… Ф-фу-ты, блин, урод! Ты видела? Залит парфюмом. «Ла Костой» несет — задохнуться. Я присмотрелся. Точно — он! Тот самый, из «МаниХани». — Вень, я, кажется, его знаю. — Откуда? — Встречались разок. Нехороший человек. Штаны, что ли, ему распороть? — О, смотри, оживает. Наука победила. Черт! Мачо открыл глаза и неуверенно потянулся к трубке. — Стой-стой, не тяни ручонки. Слышишь меня? Тот кивнул. — Понимаешь? Снова кивнул. — Четверть? Она, родная. — Бухлом отлакировал? А как же! Видать, конкретно — опять сморило, забывает дышать, муденыш. — Эх, налоксону бы! — Да ладно, приедем скоро. Надо бы «полицай» пожевать, а то вдруг там кто-нибудь принципиальный окажется. — Где, в токсикологии? Ну ты, Вень, скажешь… Отзвонились мы и опять на помойку. А там — титская сила! Боярская борода, рот корытом, рокочущий храп. Расстегнутая ширинка, забытый, выставленный напоказ член и мокрые, по-кошачьи пахнущие мочой, брюки. — Боже, какой типаж! — Бородочлен. Давай его на «Ленфильм» продадим? Такой артист пропадает. — А может, это поп в штатском? — Северов сунул ему смоченный нашатырем тампон и через секунду, заработав чугунную плюху, отлетел в сторону, сев на чьи-то картофельные очистки. Потряс головой, вскочил на ноги: — Шариков сам пригласил свою смерть. Ножницы, Феликс. В несколько взмахов он, словно царь Петр, косо отхватил бороду и засунул ее в распахнутую ширинку. Распушил, расправил, художественно разместил под гонадами [48] . С треском стянул перчатки. — Вот теперь по-взрослому. Зови трезвователей. — Жаль, «мыльницы» нет, хороший бы кадр вышел. — Да-а. У нас один крендель целую коллекцию собрал, альбомов пять или шесть, тематических: ДТП, огнестрельные, из-под поезда… — Это с какой подстанции? — Не помню. У меня этих подстанций за девять лет — во! — Да, скучать тебе явно не приходилось, завидую. Хронический элемент новизны. — А зачем завидовать, Че? Захотел — сделал. — Да я не смогу так. — Знаешь, все люди делятся на две категории: одни говорят: «Не-е, я так не смогу», а другие: «Да-а, я так не смог». Вот есть у меня знакомец, книжки собирает про путешествия: Хейердал, Ибн Батутта, Чичестер… Фотоальбомов две полки: Гималаи, Тихий океан. Амазонка. Бешеные деньги на них тратит, вместо того чтобы взять и куда-нибудь закатиться. А он вместо этого каждый вечер ставит палатку в комнате и спит в спальнике. — Вень, я на скорой работаю, фельдшером. Нам же кидают ровно столько, чтоб с голоду не подохли. За квартиру заплатил, проездной купил, едой затарился — по нулям. На сдачу блок сигарет и пива разок попить в «Мани-Хани». Я вот на коралловый риф всю жизнь хотел, да не разбежишься особо. Он потер бровь. — Берешь больняк, обзваниваешь турфирмы, ищешь горящий тур в Шарм-эль-Шейх: десять дней, перелет, гостиница две звезды — сто восемьдесят — двести в мертвый сезон. Из аэропорта на автобус и в Дахаб — час езды и два доллара… — Почему в Дахаб? — Там живой риф прямо у берега и пляжи дикие, не пасет никто. Ловишь рыбу, на костре жаришь и ешь. — На подножном корму, стало быть? — Жрешь там, куда местные ходят. Порция кошери — это блюдо такое, народное: рис, фасоль, макароны, чечевица, чесночный соус — полдоллара. Одна тарелка — ужраться. — Ну, ты был там, поэтому знаешь, что почем. А мне-то откуда? — Из Сети. — У меня компьютера нет. — Интернет-кафе посети. Короче, едешь в Дахаб, ставишь тент на пляже и ныряешь там девять дней. На десятый возвращаешься в Шейх, смываешь соль в гостинице, потом в аэропорт и домой. — Звучит просто. — А так и есть, Че. Жизнь не так проста, как кажется, она гораздо проще. С первого взгляда — у-у-у, а присмотришься — тьфу! Это как блюз слайдом [49] играть. «Перекресток» смотрел? Помнишь, там парень бутылочным горлышком на гитаре играл? — Ну. — Я загорелся, стал пробовать — не звучит. И так и этак — нет саунда. А оказалось — гитару надо по-другому настроить. Все просто на самом деле, только мозгом надо слегка подумать. |