Книга Субмарина, страница 1 – Джо Данторн

Моим маме и папе

Воскресное утро. Слышу визг телефонного модема, похожий на игру плохого джазиста: это мама соединяется с Интернетом. Я сижу в ванной. Недавно я выяснил, что мама повадилась набирать в поисковике названия несуществующих психических болезней: «синдром подросткового бреда», «гиперактивное воображение», «антидепрессанты натуральные».

Когда набираешь в Yahoo «синдром подросткового бреда», первая страница, которую он выдает — сайт синдрома Котара. Синдром Котара — это разновидность аутизма, при которой людям кажется, что они уже умерли. На сайте есть высказывания больных. Было время, я вворачивал эти фразочки во время затишья в разговоре за обедом, или когда мама спрашивала, как прошел день в школе.

«Мне кажется, вместо тела у меня панцирь».

«Мои внутренние органы словно сделаны из камня».

«Я мертв уже много лет».

Но потом перестал. Чем больше я притворялся трупом, тем сильнее мама скрывала свое желание выяснить, что же со мной не так.

Раньше я предлагал своим предкам заполнить составленные мною анкеты. Хотел узнать их получше. Там были такие вопросы:

«Какие наследственные болезни я могу получить?»

«Сколько денег и недвижимого имущества мне, скорее всего, достанется по наследству?»

«Если бы вы взяли ребенка из приюта, в каком возрасте рассказали бы ему о настоящей матери:

1) 4—8

2) 9—14

3) 15–18?»

Мне скоро пятнадцать.

Родители прочитывали анкеты, но на вопросы не отвечали. Тогда я и начал пользоваться методом «скрытого анализа», чтобы узнать их тайны.

В частности, мне удалось выяснить, что папина борода, кажущаяся издали рыжей, если присмотреться, хитро составлена из черных и золотистых волосков.

Я также догадался, что родители уже два месяца не занимались сексом. Моменты интимности я отслеживаю по положению выключателя лампы в спальне. И точно знаю, что они это делали, если на утро свет приглушен.

Еще я узнал, что отец страдает от периодически обостряющейся депрессии. В плетеной корзинке под прикроватным столиком у него валялась баночка из-под трициклических антидепрессантов. Она так и лежит до сих пор среди моих старых роботов-трансформеров. Депрессия находит на него приливами. Как раунды в боксе: папа в синем углу ринга.

Приходится призывать на помощь всю свою интуицию, чтобы понять, когда у него очередное обострение. Есть два признака: во-первых, я слышу, как он разгружает посудомойку в комнате на чердаке. Во-вторых, он начинает так сильно давить на ручку, когда пишет, что при определенном свете на нашей пластиковой скатерти может увидеть отпечаток написанного им два, а то и три дня назад:

«Ушел на йогу, барашек в холодильнике. Ллойд».

«Ушел в магазин. Ллойд».

«Пожалуйста, запишите программу по 4-му каналу в 21:00. Ллойд».

Папа не смотрит телевизор, он только все записывает.

Есть признаки и того, что обострение кончилось: он начинает тонко острить, передразнивать геев или китайцев. Это хороший знак.

Чтобы распланировать свою жизнь надолго вперед, в моих же интересах с раннего возраста быть в курсе того, какие тараканы у моих предков в голове.

Мамино отклонение я пока не до конца диагностировал. Ей повезло, ведь ее проблемы с психикой можно принять за черты характера: стремление ладить с соседями, обаяние, невозмутимость.

Глядя утренние ток-шоу по Ай-ти-ви, я больше узнал о людях и их природе, чем она за всю свою жизнь. Я все время говорю ей: «Ты не желаешь признать, что твои отношения с индивидами, по сути, вакуум». Но она не слушает.

Есть причина утверждать, что в мамином психическом состоянии виновата ее работа. Она сотрудник юридической помощи населению в городском совете. С ней вместе работают много людей. У них в офисе есть такое правило, что, если у тебя день рождения, ты сам должен принести себе именинный торт.

Я направляюсь к нашей домашней аптечке. Отодвигаю зеркальную дверцу; мое отражение отплывает в сторону, и вместо него появляются черные и белые коробочки с аптечными кремами, пилюли в пачках и бутылочки из коричневого стекла с защитной ваткой под горлышком. Имодиум, канестен, пиритон, бенилин, робитуссин и несколько подозрительных «натуральных» средств: арника, эхинацея, зверобой и сушеные листья алоэ.

Мои предки возомнили, что у меня эмоциональные проблемы. Думаю, именно поэтому им не хочется отягощать меня своими собственными. Только вот они не понимают, что их проблемы автоматически становятся и моими. К примеру, есть вероятность, что я унаследую от матери слабые слезные протоки. Когда она идет на ветру, внешние уголки глаз у нее начинают слезиться и слезы стекают к мочкам ушей.

Я решил, что лучший способ разговорить родителей — создать впечатление, что я эмоционально стабилен. Скажу, что ходил к терапевту, и тот или та сказали, что у меня все в основном в норме, только я чувствую себя немного оторванным от родителей. Поэтому нам надо чаще разговаривать по душам.

Недалеко от нашего дома есть клиника, где всяких врачей пруд пруди: физио-, психотерапевты, а также есть специалист по гигиене труда. Я прикидываю, с каким из них будет меньше всего головной боли. С организмом у меня все в полном порядке, поэтому выбор падает на доктора Эндрю Годдарда, физиотерапевта, бакалавра медицинских наук.

К телефону подходит секретарь-мужчина. Говорю, что мне нужно записаться к Эндрю пораньше, чтобы успеть до школы. Он отвечает, что может записать меня на утро четверга. И спрашивает, был ли я раньше у них в клинике. Нет, говорю. Знаю ли я, где это? Да, рядом с качелями.

С изумлением обнаруживаю, что в «желтых страницах» есть детективные агентства. Настоящие агентства по розыску. Девиз одного из них: «Вы можете бежать, но вам от нас не укрыться». Заворачиваю уголок, чтобы потом было легче найти.

Утро четверга. Обычно я жду, пока мама меня разбудит, но сегодня поставил будильник на семь. Даже из-под одеяла слышно, как он блеет в другом углу комнаты. Я нарочно спрятал его в коробке со сломанными джойстиками, чтобы пришлось встать, пройти через всю комнату, вытянуть его за провод и только потом нажать кнопку «Выкл.». Этот тактический маневр придумало мое второе «я». Оно может быть очень жестоким.

Я слушаю будильник, и он напоминает мне автосигнализацию, которая включается каждый раз, когда мимо проносится тяжелый грузовик. Этот звук похож на вой ребенка-робота.

Машина, у которой срабатывает сигнализация, принадлежит парню из шестнадцатого дома по соседней улице, Гроувлендс-террас. Он пансексуал. Пансексуалы — это люди, испытывающие влечение ко всему. Будь то одушевленный или неодушевленный-предмет, им все равно: это могут быть перчатки, чеснок, Библия. У пансексуала две машины: «фольксваген-поло» на каждый день и желтая спортивная «лотус-элиза» для особых случаев. «Фольксваген» он оставляет у парадного входа, а «лотус» позади дома, то есть получается, на нашей улице. Это единственная желтая машина в округе, и она пищит от малейшего пука.