Онлайн книга «Седьмой дневник»
|
и хмурятся дряхлые страны на юную древнюю резвость. * * * Напьюсь когда – не море по колено, а чувство куража совсем иное: как будто я горящее полено, и льётся от костра тепло земное. * * * Только что разошлись наши дети, на столе – недоед и посуда, наше счастье – зародыши эти, что общаются с нами покуда. * * * Томит еврея русский бес: мерцает церкви позолота, шумит в душе осенний лес и вкусно чавкает болото. * * * По части блядства мой народ с библейских славится времён и сто очков даёт вперёд сынам любых иных племён. * * * Попал по возрасту я в нишу пустых ненужных стариков, хотя и вижу я, и слышу острее многих сопляков. * * * Игра умеренных способностей моим сопутствует мыслишкам, но бог деталей и подробностей меня побаловал не слишком. * * * Есть сутки лёгкие и скорые — летят, как будто гонит кто-то, и вяло дни текут, в которые жить ни к чему и неохота. * * * Блаженство распустилось, как цветок, я виски непоспешно пью с приятелем, и мир хотя немыслимо жесток, однако ровно столь же обаятелен. * * * Всегда еврей изрядно мнителен, а разъезжая – остро бдителен: еврею предки завещали следить в дороге за вещами. * * * Наш мир устроен очень круто, судьба размечена любая, и Цезарь сам находит Брута, чтоб удивиться, погибая. * * * Естественно, что жизненный напор ослаб уже во мне с недавних пор. Но мыслей, хоть и редких, шевеление родит ещё во мне одушевление. * * * То, чем обязан я судьбе, варившей мне меню, и чем обязан я себе, — уже не я сравню. * * * Столько я на своих на двоих исходил и дорог, и квартир, что теперь я забочусь о них, но идут они только в сортир. * * * Вовсе не артист и не поэт, даже и не чтец, признаться честно, с наглостью на сцене много лет я работал соло без оркестра. * * * Заметно и поверхностному взгляду, что ценность человека измерима его сопротивлением распаду, который происходит в нас незримо. * * * Не зря среди чужих едим и пьём, немедля мы занятие находим: с которым населением живём, того и на еврейский переводим. * * * Конечно, юные шалавы милы артисту, но сильней артиста манит жопа славы, зовя его стремиться к ней. * * * Когда немного выпил и курю, отдавшись погубительной привычке, то всё, что в это время говорю, — чириканье позавтракавшей птички. * * * Я жил, за всё сполна платя, меня две матери носили, я был еврейское дитя и был я выродок России. * * * На крохотном запущенном пространстве евреям повезло собраться вместе, и речь не о гордыне или чванстве, а только о достоинстве и чести. * * * Рассудок мы в советчики не брали; пылая вожделением неистово, мы сразу в обольщения ныряли, а дно повсюду – очень каменистое. * * * Давно уже я полностью свободен и волен в биографии моей, поэтому из двух возможных родин я ту предпочитаю, что родней. * * * Когда забуду всё на свете, всех перестану узнавать, пускай заботливые дети приносят рюмку мне в кровать. * * * Порою мы в суждениях жестоки, но это возрастное, не со зла: в телах у молодых играют соки, а в душах стариков шуршит зола. * * * На сцене я весьма нелеп, но не считаю унижением, что зарабатываю хлеб лица необщим выражением. * * * Текут века и тают годы, евреи ткут живую нить, а коренные все народы мечтают их искоренить. * * * Из тех, кто осушал со мной бутыли, одни успели тихо помереть, а многие живые так остыли, что выпивкой уже их не согреть. * * * Оставив надоевшую иронию, замечу благодарственно и честно, что рюмка возвращает нам гармонию с реальностью, паскудной повсеместно. * * * Очень явственно с некой поры угасает последний мираж, испаряется чувство игры и предательски чахнет кураж. * * * Меня Творец не просто потчевал разнообразною судьбой, но и склонял весьма настойчиво к упрямству быть самим собой. * * * Хотя мне явно до конца ещё пожить немного суждено, я часто вижу свет, мерцающий у входа в новое кино. * * * Есть очень грустная подробность в писаньях нынешних мыслителей: меня печалит низкопробность высоколобых сочинителей. * * * Чтоб мы мельтешились по жизни спокойней, таится до срока зловещий рубеж, и всюду всегда перед завтрашней бойней наш воздух особенно светел и свеж. * * * Беда державе, где главней кто хитрожопей и гавней. * * * Уже в лихой загул я не ударюсь, не кинусь в полыхание игры. Я часто говорил, что я состарюсь, но сам себе не верил до поры. |