Онлайн книга «Седьмой дневник»
|
Потомок тех, что грели руки возле костров еврейских книг, сегодня деятель науки и много мудрости постиг. * * * Странно оскудела голова — словно заросла тягучей тиной, вяло в ней полощутся слова, и не видно мысли ни единой. * * * Когда уже здоровьем озабочен и тянет не бежать, а полежать, чужая жизнедеятельность очень и очень даже может раздражать. * * * Меня довольно часто гложет печаль завистника отпетого, что кто-то знает или может, а я лишён того и этого. * * * Все миражи и наваждения, мечты и грёзы – в состоянии дарить восторги наслаждения не ближе, чем на расстоянии. * * * Похоже, что уют земной обители устроили залётные фанаты, а мы в музее этом – посетители и временно живые экспонаты. * * * Весьма старение плачевно от вязкой мысли неотлучной, что прожил целый век никчемно рабом судьбы благополучной. * * * Грядёт души переселение: в конце судьбы моей земной мне часто снится представление, где в ком-то стал я снова мной. * * * Внезапная тоска томит паскудная, становятся растерянными лица, является тревога ниоткудная, когда под нами хаос шевелится. * * * Уже от животных мы так далеки, что радуем душу и глаз, однако же когти, рога и клыки внутри наготове у нас. * * * Любое большое свершение, где ты среди прочего множества, приносит душе утешение от личного чувства ничтожества. * * * Хоть неизменно розы свежи, но мысли сгинули охальные, и я уже намного реже теперь пишу стихи двуспальные. * * * Из личных встреч я знаю это и по листанию журналов: занудство – первая примета высоких профессионалов. * * * Да, конечно, киселю опасен перец, но забавно лепетанье словарей: инородец, возмутитель, иноверец, а всё это, если попросту, – еврей. * * * Выпил я совсем не ради пьянства, а чтоб мир немного изменить: чище стали время и пространство и живей мыслительная нить. * * * Круто вьются струйки дыма, к водке – сыр и колбаса, это шёл приятель мимо и забрёл на полчаса. * * * Тихо нынче в Божьих эмпиреях и глухой в общении провал: думаю, что это на евреях Бог себе здоровье подорвал. * * * Старушки мне легко прощают всё неприличное и пошлое, во мне старушки ощущают их неслучившееся прошлое. * * * Весьма, разумеется, грустно, однако доступно вполне: для старости важно искусство играть на ослабшей струне. * * * Кочуя сквозь века и расстояния, Творца о выживании моля, евреи доросли до состояния готовности сей миг начать с нуля. * * * Неясной мысли слабый след мелькнул в сознании, и разом затих и замер белый свет и возбудился сонный разум. * * * Так безнадёжна тяга к истине, что проще сдаться без борьбы и шелестеть сухими листьями, ища на полюсе грибы. * * * Все у меня читают разное, и каждый прав наверняка: одним любезны игры разума, другим – беспечность мудака. * * * Нам свойственна пленительная страсть описывать своё существование, и счастлив я чужое время красть, настырно бормоча повествование. * * * С теми, кто несчастен и унижен, скорбен, угнетаем и гоним, стоит познакомиться поближе — и уже не тянет больше к ним. * * * Печально похожи по тексту цитаты из очерков, писем и хроники: мечты и надежды – светлы и крылаты, а сбывшись – горбаты и хроменьки. * * * В итоге всяческих мутаций земных повсюдных обитателей толпа желающих продаться обильней кучки покупателей. * * * Сохранно во мне любопытство, мерцают остатки огня, и стыд за чужое бесстыдство ещё посещает меня. * * * Удивительное время по России потекло: утекает, как евреи, задушевное тепло. * * * Я плохо владею ключом к искусству молоть ерунду, легко говоря ни о чём, но что-то имея в виду. * * * Сейчас в разноголосице идей, зовущих мир на правильные рельсы, не слышен персональный иудей, но чувствуются крученые пейсы. * * * Сплетя блаженство и проклятие, Творец явил предусмотрительность, и жизни светлое занятие течёт сквозь подлую действительность. * * * Свобода – странный институт, не зря о ней ведутся споры: ведь если все цветы цветут, то в рост идут и мухоморы. * * * Мне чтение – радость и школа, читаю журналов комплекты, где бляди обоего пола свои теребят интеллекты. * * * Добро со злом, а тьма – со светом дерутся, прыская проклятья, но все их воины при этом похожи, как родные братья. * * * Всегда евреи думали наивно, когда по разным странам ошивались, что будут их любить везде взаимно, |