Онлайн книга «Седьмой дневник»
|
потеряли былую чувствительность. * * * Есть люди – ярко красит сытость их лица, смех, повадки, тон, и эта свинская открытость — поступков ихних камертон. * * * С утра немного ем без радости и снова сплю. Встаю к обеду. Я трудоголик был во младости, но время вшило мне торпеду. * * * Взглянув со стороны, как я живу, увидел я черты кошмара сущего: похож я стал на жухлую траву и дряхлого козла, её жующего. * * * Тот мир покуда нам неведом, но близок день и близок час, а кто уйдёт за нами следом, уже узнать не сможет нас. * * * Что-то душа моя хнычет с утра, что-то с утра её мучит — то ли охота ей вон со двора, то ли об выпить канючит. * * * В конце пришёл я к истине простой: все в жизни приключения мои о том же говорят, что Лев Толстой: что много в нас и Бога, и свиньи. * * * На склоне лет мечты уже напрасны, хотя душе и в том довольно лести, что женщины ещё легко согласны со мной фотографироваться вместе. * * * Время нынче – вовсе не плохое, как ни жутки вывихи его, но оно пронзительно глухое, и никто не слышит никого. * * * Людей, в ком Божий дар заметен, судьба сильней секла кнутом, и нынче их на этом свете гораздо меньше, чем на том. * * * Меня всегда влекло познание, и я дознался до того, что счастье – это понимание, что ты не создан для него. * * * Мы так явно и стремительно стареем, что меняться – и смешно, и неприлично, я не стану уже праведным евреем, даже сделав обрезание вторично. * * * Пока текла моя дорога, меня и гнуло, и ломало, уже я знаю очень много и только помню очень мало. * * * В евреях я воспел, как мог, их непомерные излишки, и мне хвалу бы хмыкнул Бог, умей читать Он наши книжки. * * * Хоть лёгкие черны от никотина и тянется с утра душа к ночлегу, однако же ты жив ещё, скотина, а значит – волоки свою телегу. * * * Моё поколение тихо редеет, оно замолчало, как будто запнулось, мы преданы были высокой идее — свободе, которая так наебнулась. * * * Трудна житейская дорога: среди бредущих пожилых сильней заметно, как немного людей доподлинно живых. * * * Про предстоящую беду уже писал я многократно: беда не в том, что я уйду, а в том беда, что невозвратно. * * * Творец хотел бы нам помочь, по капле счастья всем раздать, но и Ему уже невмочь земное блядство обуздать. * * * В нас есть огонь, и есть металл, и дух наш дерзостен в борьбе; как мы велики, я читал, как мелки – знаю по себе. * * * Болото будничного быта с его трясинами и кочками по краю ангельски покрыто зелёной травкой и цветочками. * * * Живя под пальмами и пихтами, под эвкалиптами и вязами, так на кириллице мы свихнуты, что неразрывно с ней повязаны. * * * Дар Божий очень трудно сохранять, и грустен одарённый индивид: его душа – мятущаяся блядь — свой дар опошлить пользой норовит. * * * В людском сообществе цветастом возможно всякое на свете, у лесбиянки с педерастом вполне родиться могут дети. * * * Сегодня долго длилась ночь, я шёл во сне сквозь тьму, кому-то должен был помочь, но я не знал – кому. * * * Старел бы я вполне беспечно — доволен я семьёй и домом, и виноват склероз, конечно, что тянет к бабам незнакомым. * * * На кратком этом жизненном пути плевал я на разумные запреты, и в мир иной хотел бы я уйти, вдыхая дым последней сигареты. * * * Особая присуща благодать тому, кто обессилел и стареет: всё то, что мы смогли другим отдать, невидимым костром нам души греет. * * * Угрюм и вял усохший старикан, уж нет ни сил, ни смысла колготиться, но если поднести ему стакан, то старость воспаряет, словно птица. * * * На склоне лет печален и невесел кто в молодости недокуролесил. * * * Жизнь потянулась тихая. Азарта, конечно, жалко. Раньше легко я вспыхивал, но высохла зажигалка. * * * В Божий храм заходя аккуратно, мы стираем с души своей пятна, совершая молитвой подробной страхование жизни загробной. * * * До годов преклонных мы дожили — сдержанны, скептичны и медлительны. Всюду молодые и чужие — грамотны, поспешны, снисходительны. * * * Мирок мой, с неких пор миниатюрный, лишён уже игры, огня, азарта, но в сыне ген играет авантюрный, дай Бог ему наследственного фарта. * * * Высокие у жопы назначения: она житейский опыт наш несёт, в ней шило гонит нас на приключения, мы в ней сидим, когда не повезёт. * * * То в истории светло, то снова тучи; изменяя вдруг течение своё, нас история всегда чему-то учит — но лишь тех, кто не влияет на неё. |