
Онлайн книга «Ностальгия»
Гид оглянулся на миссис Каткарт — и покраснел. Такие загорают моментально. — Он был вроде Родса [58] — простой парень, с характером что динамо-машина. Он-то и создал этот траст, своего рода мемориал, хм-хм. И место сам лично выбирал. В стороне от наезженных путей; да, добираться сюда не вполне удобно, но это — часть замысла. Все — как в Австралии. Я, кстати, его внук. — Как вас зовут? — Уэйн. — Продолжайте, Уэйн, — велела миссис Каткарт. — Так вот, как я уже сказал, тамошние методы — все на скорую руку, грубо, но эффективно — Сесила Лэнга весьма впечатлили. Простая, практичная жизнь произвела на него целительный эффект. Да, он был под впечатлением — под неизгладимым впечатлением. И наш музей — это памятник тамошнему, хм-хм, качеству жизни. — Правильно! — похвалил Дуг. Они прошли чуть вперед. На гипсе «парижского» глобуса были обозначены области наиболее активного использования рифленого железа. Тут и там торчали похожие на жесть фрагменты — миниатюрные города, сосредоточенные почти целиком и полностью в Южном полушарии. Рифленое железо широко использовалось на побережье Китая и по всей Восточной Африке, равно как и в отдельных регионах Южной Америки. Весьма высокие показатели демонстрировала также Новая Зеландия. Но Австралия, Новая Голландия, Земля Ван Димена — этот белый континент совсем посерел от кусочков металла — весь, даже так называемая мертвая точка (вся истыканная рифленым железом, в конечном счете — признаком жизни). Значительные скопления наблюдались также вокруг северных городов и сел и целые россыпи — на западных золотых приисках Лэнга. У первого столика, на котором лежал кусок оцинкованного железа, гид совершил пируэт — и перешел на оксбриджский речитатив: — За отдельные редкие экспонаты он платил несусветные деньги: ну конечно, стоило ублюдкам пронюхать, что покупатель — сам Сесил Лэнг, как цены вырастали вчетверо. В наши дни таких превосходных образчиков уже не достанешь. Австралийское правительство, как и правительства многих других стран, не позволяет вывозить национальное достояние за пределы страны. Это-то мы понимаем. Как бы то ни было, у нас уже есть почти все, что нужно. Не хотите ли приобрести наши каталоги — или, может, позже? Все взгляды обратились к столику. Шейла стояла совсем рядом с Гэрри; тот обнимал за талию Вайолет. — У нас такая на гараже стоит и на боковом заграждении, — сообщил Дуг. — Надежная штука, не жалуюсь. Хотя потяжелее этой. — Четырнадцатый номер, — подсказал Кэддок. — Да что это такое-то? — вопросил Джеральд Уайтхед. Неровной формы лист, покрашен серебрянкой, мелкобороздчатый, и вдоль трех краев — отверстия под заклепку. Необычный образчик, что и говорить. Уэйн прыснул. — Поневоле задумаешься, верно? Должен признаться, что даже здесь мы склонны забывать, что этот материал используется не только в строительстве — на кровлю там и все такое. На самом деле это — фрагмент фюзеляжа первого самолета «Qantas». [59] — Avro пятьсот четыре-К, тысяча девятьсот двадцатый, — сообщил Кэддок и тотчас же сделал два снимка (увы, в кадр попали только шея и расчесанная шевелюра гида). — Чертовски хорошая авиакомпания, — встрял Дуг. — Вот вам пожалуйста, убедительная иллюстрация того, что так потрясло мистера Лэнга: рифленое железо адаптируется — да, адаптируется — правильное слово! — к целому ряду, хм, разнообразных целей и задач. Оно постоянно самоусовершенствуется. — Гэрри Атлас пожал плечами; молоденький гид откашлялся. — Нашим временам и нашей эпохе его, к превеликому сожалению, остро недостает. На фотографии цвета сепии изображались девятеро рабочих — в шортах, тельняшках и сапогах: они стояли на железном листе между двумя пивными бочками. Лист самую малость прогибался — дюйма на четыре. — Еще о пользе рифления, — без особой необходимости указал Уэйн. — Когда ровную поверхность делают гофрированной — взять, например, монококовую конструкцию гоночных автомобилей, и самолетов, и самого обыкновенного яйца, — ее крепость и прочность умножаются едва ли не впятеро. Сколько, по-вашему, весят эти рабочие? Одному Господу ведомо. Разумеется, фактор износостойкости немало поспособствовал популярности рифленого железа. — Обожаю старые фотографии, — шепнула Луиза Борелли, — а вы? Кэддок не вполне понял, о чем речь, однако счел своим долгом вмешаться. — Первые фотографы — они сродни археологам. — Самолет из рифленого железа… — Борелли все еще прокручивал в голове эту мысль. — Чистой воды мужской шовинизм, верно? — ответил он Луизе. — Воплощение примитивной, грубой силы — вот что такое это рифленое железо. Вам оно вряд ли интересно, так? Борелли внимательно наблюдал за ней: лицо его напоминало каменную маску. Улыбнувшись медленной улыбкой, Луиза повернула голову, демонстрируя профиль. — Обратите внимание на картинную раму, — продолжал между тем гид. — Видите спаянные углы? Рама приобретена на аукционе в Брисбене, в тысяча девятьсот пятидесятых годах. И снова перед нами — наглядная иллюстрация практичной деловитости тех, кто привык иметь дело с рифленым железом. Жене скотовода захотелось оправить в раму какую-то картину, может, даже старый календарь. И они воспользовались привычным материалом, который всегда под рукой. Гэрри Атлас закурил сигарету, со щелчком закрыл «Зиппо», подмигнул Шейле. Остальные тоже заметили: либо она купила новую помаду — либо щедро, не жалея, воспользовалась прежней. И ей это не шло. Посетители переместились к следующему длинному столу. Вайолет и остальные подняли глаза к потолку и нахмурились. — Дождь никак пошел? — осведомилась миссис Каткарт (она-то вверх не посмотрела). — Льет и льет, беда прямо. Утро-то было ясное. Молоденький гид искоса глянул на посетителей, широко усмехнулся и, не сдержавшись, расхохотался в голос, от избытка чувств хлопая себя по бедру. Казалось, на крышу тонкой струйкой высыпается груз гравия — убаюкивая своим перестуком. — Это магнитофонная запись, — объяснил он. — Отличная работа? Звук просто потрясающий. «Дождь» усилился; гид повысил голос — теперь ему приходилось едва ли не кричать. — Должен признаться, сам я под жестяной крышей никогда не спал — к вящему своему стыду, — но сдается мне, ощущения просто незабываемые. Я прав? |