Книга Ода абсолютной жестокости, страница 28 – Тим Скоренко

– Тогда готовь.

– Сегодня и завтра у тебя не будет силовых тренировок. Киронага уехал утром по неотложным делам. Сегодня во второй половине дня ты остаёшься здесь; я расскажу тебе, как вести себя с Императором, как разговаривать с ним. Как и на каком расстоянии необходимо от него находиться. Это не слишком сложный, но обязательный свод правил.

– Хорошо.

– Есть одна вещь, с которой ты должен ознакомиться. Я думаю, она тебе пригодится в диалоге с императором.

Он берёт со стола тяжёлый фолиант, вероятно, подготовленный заранее для того, чтобы показать мне.

Надпись на обложке гласит: «Император Великой Империи». И всё.

Он открывает книгу. Пролистав несколько страниц с изящными рисунками и золотым тиснением, он открывает страницу с портретом в овальной рамке. На портрете изображён смуглый черноволосый мужчина с золотой серьгой в правом ухе. Соседняя страница разворота заполнена текстом.

– Это первый Император. Великий Жерсан.

Текст – это перечисление заслуг Императора. Он разбил несколько армий соседних государств, сломал сопротивление черни, присоединил к Империи бесчисленное множество земель.

– А вот Император Лоас, – говорит Цикра, открывая другую страницу, примерно в середине книги.

Лоас светловолос и изящен. Портрет выполнен в полный рост. На боку у Императора – плётка-семихвостка с крючьями на конце.

– Император Лоас пятьсот лет назад завоевал свободную провинцию Санлон и включил её в состав Империи. Это было его единственное завоевание. Плеть-семихвостку, которую он всегда носил с собой, он оставил наместнику провинции, тогдашнему господину Санлону по прозвищу Хитрец. Хитрец поместил её на свой герб. Твоя плеть – прямая наследница той самой плети Лоаса.

Он переворачивает несколько страниц. До конца книги уже немного.

– А это – наш сегодняшний Император, Вартах.

С портрета на меня смотрит худое лицо с тонкими чертами и узкими чёрными глазами. Император облачён в нагрудник, его рука в железной перчатке держит меч.

И тут мне приходит в голову мысль, которая прежде никогда меня не посещала. Да и не могла.

Мы ведь бессмертны. Почему императоры меняются?

– Как сменяются императоры? – спрашиваю я.

Цикра усмехается.

– Первый наместник Санлона, Хитрец, уже четыреста лет сидит в императорском каземате. Он оказался слишком хитрым и попытался отвоевать обратно свободу своей провинции. Второй наместник Санлона, Ящер, уже сто пятьдесят лет томится где-то в застенках нынешнего наместника, прозвище которого, если я не ошибаюсь, Жирный. Жирный просто организовал грамотный переворот и сместил неудачливого Ящера. Теперь ты понимаешь, как меняются императоры?

Нелегка доля императора. Ему приходится сражаться не только против чужих войск, но порой и против своих.

Почему-то я думаю, что если бы я стал императором, меня бы не смогли свергнуть. Потому что я знаю, что такое жестокость. Только при помощи жестокости можно управлять империей бессмертных.

* * *

Во дворе я встречаю Риту. Она не проходит мимо, как делает обычно. Он поворачивает ко мне. Я задаю свой вопрос первым.

– Зачем ты ей рассказала?

– Она должна знать о тебе всё. Иначе она не сможет тебя любить по-настоящему.

– Она меня любит.

– Именно поэтому и рассказала.

В её тоне я чувствую горечь.

– Рита… – начинаю я.

– Что?

Я не знаю, что сказать. Сказать, что я её тоже люблю, пусть и меньше, чем Бельву? Что она навсегда останется у меня в сердце? Что я буду помнить её вечно?

Это слабое утешение для женщины, которая потеряла своего мужчину. А она потеряла – меня.

– Мне нечего сказать тебе, – говорю я.

– А мне есть, – она парирует. – Я хотела сказать тебе, что если ты её бросишь когда-нибудь, снова уедешь куда-нибудь на полгода, на год, исчезнешь или просто скажешь, что не любишь её, она умрёт. То есть она будет продолжать жить: она будет есть, работать, одеваться. Она будет спать с мужчинами, она будет делать то, что делают все обычные люди. Но она будет мертва, потому что её жизнь, Риггер, только с тобой, только в тебе. Я снесла твоё исчезновение, потому что я сильная. Потому что я не успела влюбиться в тебя так, что хочется умереть. А она – нет. Она – слабее меня. Никогда, никогда не бросай её, Риггер, не смей её бросить. Ты слышишь?

Она повышает голос.

– Никогда, – эхом отвечаю я.

Рита смотрит на меня внимательно, разворачивается и уходит.

Я иду дальше.

У меня не было приступов ярости уже очень давно. Честно говоря, я не помню даже, когда был последний. Полгода назад, не меньше. Тогда пострадали слуги. Меня остановила Бельва, которая встала передо мной и сказала: «Ты не изменился».

Я не изменился, вдруг думаю я.

Я иду на гладиаторскую арену, хотя должен возвратиться к Цикре.

Тут всё по-прежнему. Звон стали, блеск клинков. Гладиаторы и воины сражаются между собой, кто-то борется с деревянными столбами и грушами, кто-то воюет с самим собой.

Я смотрю в глаза ближайшему воину. Он что-то чувствует и поворачивается ко мне лицом. В его руке – меч, на груди – панцирь. Я одет в лёгкие полотняные штаны и рубаху. Мои руки свободны. Но я чувствую силу, а значит – я совершенен.

Передвигаюсь молниеносно. Он не успевает даже пошевелить пальцем, а я уже выбиваю из его руки меч и подсекаю ему сухожилия. Он падает на колени, а я перехватываю меч и сношу ему голову. Следующий на моём пути – гладиатор, молотящий грушу. Он остаётся без руки и ноги, которые я отрубаю одним ударом наискось. За ним – сражающиеся между собой воины с копьями и судья поединка. Все трое плавают в собственной крови через несколько секунд.

Если посмотреть на это сверху, это выглядит как водоворот. Я – его центр. Я перемещаюсь с дикой скоростью, рублю, колю, отсекаю конечности. Воины и гладиаторы бегут на меня с криком, заносят оружие, режут и бьют, но это бессмысленно, потому что мне нельзя нанести ни одного удара. В меня летят стрелы, ножи и дротики: я увёртываюсь или сбиваю их в воздухе. Я – словно часы, словно механизм, который не может дать сбой.

Я в самом центре арены, а из арок появляются вся новые бойцы, которые набрасываются на меня с удвоенной, утроенной яростью. На верхнем ярусе появляется лучник, который целится в меня, – и получает нож в глаз. Раздаётся грохот огнестрела.

Стрелок ещё падает на землю, пытаясь удержать выпадающие кишки, а я уже перехватываю его лёгкий огнестрел и выпускаю оставшиеся четыре пули в толпу. Другой стрелок после трёх промахов пытается сбежать, но я раскраиваю ему спину и окончательно опустошаю барабан его огнестрела.