Онлайн книга «Ледяная трилогия»
|
«Мерседес» притормозил. Лапин нервно зевнул. Нащупал гладко-прохладную ручку замка. Потянул. С трудом открыл дверь. Вышел. Пошел между машин. Водитель и Мэр проводили его долгими взглядами. – Почему все бегут? – спросил водитель. – Я тоже сбежал. – Нормальная реакция, – снова зажевала Мэр. – Я думала, он раньше попытается. – Терпеливый… Куда теперь? – К Жаро. – В офис? – Да. – Она покосилась на заднее сиденье. Согнутая розово-матовая пластинка осталась лежать. На синей гладкой коже. Швейцарский сыр Лапин шел. Потом побежал. Тяжело. С трудом поднимая ноги. Морщился. Прижимал руку к груди. Пересек улицу. Вдруг. Боль. Грудина. Как разряд тока. Вскрикнул. Отдало в локти. В ребра. В виски. Застонал. Согнулся. Опустился на колени: – Сука… Остановился хорошо одетый мужчина: – Чего такое? – Сука… – повторил Лапин. – Жизнь-то? Это точно. Лапин тяжело встал. Заковылял к Патриаршим прудам. Здесь снега давно не было. Мокрый тротуар. Весенняя городская грязь возле пруда. Он добрел до Большой Бронной. Вышел на бульвар. Сел на скамейку. Откинулся на влажную жесткую спинку. – Хуе… бень… хуебень… Подошла грязная старушка. Заглянула в урну. Двинулась дальше. Лапин достал кошелек. Вынул доллары. Пересчитал: 900. Пересчитал рубли: 4500. И старые свои 70. И металлический пятак. Посмотрел по сторонам. Шли люди. Быстро. И не торопясь. Парень и девушка пили пиво на ходу. – Это правильно… – Лапин вынул пятисотенную купюру, кошелек убрал. Встал осторожно. Но боль затаилась. Он добрел до ларька. Купил бутылку «Балтики». Попросил открыть. Отпил сразу половину. Отдышался. Вытер выступившие слезы. Двинулся к метро. На Пушкинской площади было людно. Он допил пиво. Осторожно поставил на мраморный парапет. Стал спускаться вниз по ступеням. Остановился. Подумал: «А хули?» Повернул назад. Вышел на Тверскую. Поднял руку. Сразу остановились две машины. Грязно-красная. И зеленая. Почище. – Чертаново, – сказал Лапин водителю грязно-красной. – И чего? – Чего? – Чего-чего! Сто пятьдесят! Лапин кивнул. Забрался на сиденье рядом с водителем. – Куда там? – Сумской проезд. Водитель хмуро качнул усами. Включил музыку. Плохую. Но громкую. Через час небыстрой езды машина подъехала к семиэтажному дому Лапина. Он расплатился. Вышел. Поднялся на пятый этаж. Открыл ключом дверь. Вошел в тесно заставленную прихожую. В квартире пахло кошкой и жареным луком. – А-а-а… явление Христа народу, – выглянул из кухни жующий отец. – Надо же! – выглянула мать. – А мы уж понадеялись, что ты к Головастику переселился. – Привет, – буркнул Лапин. Снял куртку. Потрогал повязку: не заметно через майку? Глянул в овальное зеркало: заметно. Пошел в свою комнату. – Мы уже все съели, не торопись! – крикнула мать. Они с отцом засмеялись. Лапин толкнул ногой дверь с надписью: «FUCK OFF FOREVER!» В комнате был полумрак: книжные полки, стол с компьютером, музыкальный центр, гора компакт-дисков. Плакаты на стене: «Матрица», голая Лара Крофт с двумя пистолетами, Мэрилин Мэнсон в образе гниющего на кресте Христа, незастеленная кровать. Сиамский кот Нерон дремал на подушке. Три рубашки висели на спинке стула. Лапин взял черную. Надел поверх майки. Осторожно лег на кровать. Зевнул с ревом: – У-а-а-а-а-а-бл-я-а-а-а-а! Нерон нехотя поднялся. Подошел к нему. Лапин подул ему в ухо. Нерон увернулся. Спрыгнул на старое ковровое покрытие. Пошел из комнаты. Лапин посмотрел на большие губы Лары Крофт. Вспомнил медсестру. – Хар… Хара? Лара. Клара. Усмехнулся. Покачал головой. С силой выдохнул сквозь неровные зубы. В полуоткрытую дверь заглянула мать: 43 года, полноватая, каштановые волосы, моложавое лицо, серые лосины, черно-белый свитер, сигарета. – Ты что, и вправду сыт? – Я поем. – Лапин застегивал рубашку. – Погудели вчера? – Угу… – Позвонить трудно было? – Уг-у-у-у, – серьезно кивнул Лапин. – Мудило. – Мать ушла. Лапин лежал. Смотрел в потолок. Теребил стальное охвостье ремня. – Я дважды разогревать не буду! – закричала мать на кухне. – По барабану… – махнул рукой он. Потом приподнялся. Поморщился. Тяжело оттолкнулся от кровати. Встал. Побрел на кухню. Там мать мыла посуду. На столе стояла тарелка с куском жареной курицы. И вареной картошкой. Здесь же стояла чаша с кислой капустой. И тарелка с солеными огурцами. Лапин быстро съел курицу. Картошку не доел. Запил водой. Пошел в большую комнату. Снял трубку. Набрал номер: – Кела, привет. Это Юрка Лапин. А Генку можно? Ген. Это я. Слушай, мне… это… потереть с тобой надо. Да нет, ничего… Просто посоветоваться. Нет, это ни при чем. Там… это. Другое. Щас? Конечно. Ага. Он положил трубку. Пошел в прихожую. Стал натягивать куртку. И чуть не закричал от боли: – Ой, бля-а-а-а-а… – Ты чего, опять уходишь? – гремела тарелками мать. – Я к Генке, ненадолго… – Хлеба купишь? – Ага. – Дать денег? – У меня есть. – Неужели не все пропили? – Не все. Лапин вышел из квартиры. Хлопнул дверью. Шагнул к лифту. Остановился. Постоял. Повернулся. Спустился по лестнице на четвертый этаж. Остановился на лестничной клетке. Присел на корточки. Заплакал. Слезы потекли по щекам. Сначала он плакал беззвучно. Трясся плечами. Прижимал худые руки к лицу. Потом заскулил. Вырвались скупые рыдания. Изо рта. И из носа. Потом зарыдал во весь голос. Рыдал долго. С трудом успокоился, пошарил по карманам куртки. Платка не было. Громко высморкался на избитый желто-коричневый кафель. Вытер руку о стену рядом с надписью «ВИТЕК ГОВНОЕД». Рассмеялся. Вытер слезы: – Мэр, мэр, мэр… мэр, мэр, мэр… Опять зарыдал. Колупал пальцем синюю стену. Трогал грудину. Постепенно успокоился. Встал. Спустился вниз. Вышел на улицу. Прошел мимо трех домов. В четвертый вошел. Поднялся на второй этаж. Позвонил в 47-ю квартиру. |