Онлайн книга «Ледяная трилогия»
|
– Очень. – Слушай, и никто ничего тебе не звонил, не наезжал, да? – Абсолютно. Виноградов кивнул. Вошла Соколова с бумагой в руке: 24 года, стройная, в салатовом костюме, с непримечательным лицом. Протянула бумагу. Виноградов взял, стал читать: – Я так и думал. Свободна, Наташенька. Она вышла. – Ну и чего? – нахмурился Боренбойм. – Они сделали совсем по-простому. Вполне легально, в соответствии с ЦБ и Гражданским кодексом. Значит: даритель оформляет основную карточку на паспорт какого-нибудь бича, а одновременно в заявлении указывается желание оформить и дополнительную карточку. На твое имя. При получении карточек основная карточка на подставного бича изымается и уничтожается. Остается только твоя. Найти этого бича, в твоем случае – Курбашаха Радия Автандиловича, родившегося в городе Туймазы 7 августа 1953 года, практически невозможно. В каких мирах обретается сейчас этот Курбашах – один Аллах знает. Сделано с толком, в общем. Хотя… – Что? – Я бы сделал еще проще. Есть уж совсем анонимный продукт: VISA Travel Money. Там вообще нет имени владельца. Не пользовался? – Нет… – недовольно отвел глаза Боренбойм. – Любой Петров может завести эту карточку и отдать ее Сидорову. У меня был прецедент. Одна баба продала в Киеве шесть квартир, и чтобы не везти бабки через хохляцкую таможню, попросила сделать себе эту VISA Travel Money. Но есть одна проблема: лимит одноразовых операций в наших русских банкоматах – не более 340 баксов в день. Короче, эта баба почти пять месяцев доила автоматы, как коз, а потом кончилось тем, что один автомат проглотил ее карту, а она… – Моть, что мне делать? – перебил его теряющий терпение Боренбойм. – Знаешь что, Борь, – Виноградов почесал свой лоб костяным ножом, – надо тебе с Толяном переговорить. Соколова вышла. – Он у себя? – нервно качался в кресле Боренбойм. – Нет. Он сейчас плавает. – Где? – В «Олимпийском». – С утра пораньше? Молодец. – В отличие от нас с тобой Толя правильный человек! – засмеялся Виноградов. – Утром плавает, днем работает, вечером нюхает и трахается, ночью спит. А у меня все наоборот! Поезжай. Днем ты его не поймаешь. Это нереально. – Не знаю… удобно ли. Я его встречал пару раз. Но близко мы не знакомы. – Не важно. Он человек дела. Ну, сошлись на меня или на Савку, если хочешь. – Думаешь? – Поезжай, поезжай, прямо сейчас. Не теряй время. Твои эфэсбэшники ни хера не знают. А он тебе все расскажет. Боренбойм резко встал, морщась, схватился за грудь. – Чего такое? – насупил красивые брови Виноградов. – Да… что-то вроде… остеохондроза, – расправил худые плечи Боренбойм. – Плавать надо, Борь, – серьезно посоветовал Виноградов. – Хотя бы два раза в неделю. Я такой развалиной был раньше. А сейчас вот даже курить бросил. – Ты сильный. – Не сильней тебя. – Виноградов встал, протянул руку. – Ты мне позвони потом, ладно? – Конечно. – Боренбойм пожал худые, но жесткие пальцы Виноградова. – Да и вообще, Борьк. Чего-то редко мы видимся. Как бессердечные какие-то. – Что? – настороженно спросил Боренбойм. – Редко вместе бухаем, Борь. Бессердечные мы с тобой стали! Боренбойм стремительно побледнел. Губы его задрожали. Он схватился за грудь. – Нет. У меня… есть сердце, – твердо произнес он. И разрыдался. – Борь… Борь… – привстал Виноградов. – У… меня… е… есть… се… сердце! – рыдая, проговорил Боренбойм и рухнул на колени. – Есть… ееесть… е… е… е… е… ааааа!! Рыдания сотрясли его, слезы брызнули из глаз. Он согнулся. Упал на ковер. Забился в истерике. Виноградов нажал кнопку селектора: – Таня, быстро сюда! Быстро! Обежав вычурный стол, склонился над Боренбоймом: – Борьк, дорогой, что с тобой?.. ну найдем мы этих гадов, не бойся ничего… Боренбойм рыдал. Прерывистые всхлипы слились в хриплый вой. Лицо Боренбойма побагровело. Он сучил ногами. Вошла секретарша. – Воды дай! – крикнул ей Виноградов. Она выбежала. Вернулась с бутылкой минеральной. Виноградов набрал воды в рот, прыснул на воющего Боренбойма. Тот продолжал выть. – У нас успокоительное есть? – Виноградов придерживал голову воющего. – Анальгин только… – пробормотала секретарша. – Валерьянки нет? – Нет, Матвей Анатольич. – Ничего у тебя нет… – Виноградов намочил носовой платок, попытался приложить ко лбу Боренбойма. Тот выл и корчился. – Еб твою… что это за… – растерянно причмокивал Виноградов, стоя на коленях. Стал лить воду из бутылки на побагровевшее лицо Боренбойма. Не помогло. Корчи сотрясали тело. – Чего-то не то, – качал головой Виноградов. – У него горе? – Да, горе. Шестьдесят девять тысяч долларов перевели, и не знает кто! Горе горькое, блядь! – зло усмехнулся Виноградов, теряя терпение. – Борьк! Н у, хватит, в самом деле! Хватит!! Боря!! Стоп! Молчать!! Он стал бить Боренбойма по щекам. Тот завыл сильнее. – Нет, это черт знает что! – Виноградов встал с колен, сунул руки в карманы. – А может, коньяку? – предложила секретарша. – Черт, щас все сбегутся! Тань, вызывай «неотложку». Пусть ему вколют в жопу чего-нибудь… я не могу это слышать. Я не могу это слышать! Он сел на стол. Оглянулся, ища сигареты. Вспомнил, что бросил. Махнул рукой: – Начался денек, еби твою… Секретарша взяла трубку телефона: – А что сказать, Матвей Анатольич? – Скажи, что… человек потерял… – Что? – Покой! – раздраженно выкрикнул Виноградов. Мальчик хочет в Тамбов 14.55. Моховая улица Лапин брел от метро «Библиотека имени Ленина» к старому зданию МГУ. На плече висел рюкзак. С хмурого неба сыпалась мелкая снежная крупа. Лапин вошел в решетчатые ворота, глянул в сторону «психодрома» – небольшой площадки возле памятника Ломоносову. Там стояла группа студентов с бутылками пива. Двое из них, худощавый сутулый Творогов и маленький длинноволосый Фильштейн , заметили Лапина. – Лапа, иди к нам! – махнул Фильштейн. Лапин подошел. |