Онлайн книга «Иванов и Рабинович, или "Ай гоу ту Хайфа!"»
|
И вдруг увидел у самой большой и глубокой траншеи великолепную черную «девятку» Вовика-мажора. Она перекрывала проезд Арону. Пришлось остановиться в нескольких метрах. Около «девятки» шла какая-то возня. Арон вгляделся и увидел плачущую Ривку, у которой текла кровь из носа. Вовик-мажор тащил ее в машину, а Ривка плакала и упиралась. С другой стороны двое приятелей Вовика втаскивали в «девятку» рыдающую Клавку в разорванном платье. Не выключая двигатель, Арон вышел из своего «Москвича» и, не глядя на Ривку и Клавку, спросил: — Что за разборки, Вовик? — Арон Моисеевич!!! — захохотал Вовик. – Товарищ Иванов!.. Король шиномонтажников!.. Спокуха, ребята! Не трухайте — свои!.. Увидев Арона, Клавка и Ривка испугались еще больше… Но Арон даже не взглянул в их сторону. — Что за разборки, Вовик? Я тебя спрашиваю… — Да вот телки упираются, не хотят платить по счету! — И что они вам задолжали? — спросил Арон. — Всего лишь ночь любви, папаша, — рассмеялся один. — А может, вы им не нравитесь, — сказал Арон. — А в кабаке с нами сидеть им нравилось? — спросил второй. — Тоже верно… — задумчиво произнес Арон. И вдруг со страшной силой ударил кулаком в лицо одного приятеля Вовика и тут же — второго. Вовика он схватил за волосы и с размаху хрястнул физиономией об капот черной «девятки»… Один из приятелей Вовика стал было подниматься, но Арон безжалостно засадил ему ногой в живот, а второму наступил на шею и сказал: — Только шевельнитесь, сивки, я из вас таких клоунов наделаю!.. — он приподнял за волосы окровавленного Вовика-мажора и спросил: — Выпивка есть? Вовик что-то промычал разбитым ртом и показал на заднее сиденье своей машины. Арон вытащил оттуда бутылку коньяку и большую бутылку водки. — Открывай! — сказал он Ривке. Та трясущимися руками откупорила обе бутылки. Арон взял коньяк и стал его насильно вливать в разбитый рот Вовика. — Пей, сученок, пей! Чтобы ни капли не осталось!.. Зато потом, когда тебя милиция начнет напрягать, сможешь сказать, что был в жопу пьяный и ничего не помнишь… Вовик захлебывался, глотал коньяк вместе с кровью… Арон заставил его выпить всю бутылку. Потом он стал вливать водку в одного из приятелей Вовика. Тот попытался было встать, но Арон снова сильно ударил его в живот и влил в него половину большой бутылки «Московской». Вторую половину бутылки он насильно скормил приятелю Вовика. Когда тот проглотил последние капли «Московской», Арон волоком втащил его в «девятку», рядом с ним погрузил бесчувственного второго приятеля, а Вовика усадил за руль, предварительно вывернув колеса «девятки» в сторону глубокой траншеи. Затем Арон влез в свой «Москвич», завел двигатель, включил скорость и резко дал газ. «Москвич» рванул с места, сильно ударил роскошную «девятку» в задний бампер, и та покатилась прямо в траншею. Раздался грохот падающего автомобиля, и через секунду, когда развеялась пыль, из глубокой траншеи торчал только багажник великолепной в прошлом «девятки»… Арон вылез из «Москвича», хозяйственно осмотрел искалеченную облицовку своей машины, разбитую фару… …и только потом заглянул в траншею. И с укоризной покачал головой: — Ну, надо же было так напиться, чтобы белой ночью в траншею влететь!.. Хорошо еще если все живы… Ах, молодежь, молодежь!.. Он поднял глаза на онемевших от ужаса Клавку и Ривку и сказал уже совершенно другим тоном: — А вы чего, потаскухи сраные, стоите?! Марш немедленно в машину, идиотки!.. Ранним утром у кооперативного гаража Арон в рабочем комбинезоне ремонтировал свой «Москвич» — выпрямлял бампер, облицовку, ставил новую фару. Клиентов еще не было. Василий прибирал мастерскую, переговаривался с Ароном через открытое окно: — Где это ты так шваркнулся, Арончик? — Где, где… Полгорода разрыто, фонари не горят… — А мы тебя с Марксеном ждем, ждем! Старик уж засыпать начал… — Ну и слава богу, — сказал Арон. — Васька, а Васька!.. Я чего сказать тебе хотел… Все-таки мы с тобой говнюки. — Здрасте-пожалуйста! Это кто же тебе сказал? — Это я сам себе говорю. И тебе тоже, — ответил Арон, не прерывая работу. — Со своей женой Ривкой — ты не хочешь иметь дела. И ты прав! Я Клавку вычеркнул из своей жизни… Я тоже вроде прав… Но, Вась, ведь Клавка же тебе — младшая сестра!.. А Ривка — мне младшая сестра! А мы, старшие братья, как жлобы даже в голову не берем — как они там? Чего у них?.. А они — женщины. Их любая шпана обидеть может. Вот я про что… Василий насторожился, вышел из мастерской со шваброй в руке: — Ты видел их? — Еще чего! Это я так, вообще говорю… — Ты мне не вкручивай! — в панике закричал Василий. — Что с Клавой?!.. — А я откуда знаю?! — в свою очередь заорал на него Арон. — Твоя сестра — ты и поинтересуйся! Позвони — руки не отвалятся!.. Василий бросил швабру и побежал в мастерскую. Через несколько секунд послышался его тревожный голос: — Клава? Клавочка!.. Здравствуй, маленькая моя! Это я — Вася!.. Арон улегся под машину — стал наживлять болты бампера… Как выяснилось, что Арон и Василий купаются в деньгах Вечером, разложив листы морских карт на обеденном столе и придавив их по углам лоциями и справочниками, Марксен Иванович Муравич любовно и трепетно прокладывал будущий маршрут «Опричника» от Одессы по Черному морю до Босфора, через Мраморное до Дарданелл, и дальше по Эгейскому и Средиземному, вплоть до самого Израиля, до его морских ворот — Хайфы… Вася сидел на кухне, что-то подсчитывал на калькуляторе и записывал на бумаге свои выкладки. Арон стоял за спиной Муравича, капал в мензурку валокордин, шевеля губами, про себя считал капли. Даже то, как Марксен Иванович брал в руки карандаш, линейку или транспортир, выдавало его радостное волнение: — Господи!.. Да разве я мог еще совсем недавно подумать, что буду снова заниматься прокладкой, готовить яхту к походу!.. Что я, черт побери, снова выйду в море?! Я-то уж думал — жизнь кончилась… Вася услышал последнюю фразу Муравича, закричал из кухни: — Марксен Иванович! Чтобы я этого больше не слышал! Жизнь только начинается?.. — О'кей, Вася! — радостно ответил ему Марксен Иванович и повернулся к Арону: — Арон! Внимание!.. Как будет по-английски… — Погодите, Марксен Иванович… Я считаю… — Арон совсем приблизил мензурку и бутылочку с валокордином к свету: — Тридцать восемь… тридцать девять… сорок! Ну-ка, Марксен Иванович, хлебните… И вот эту таблеточку. Самое время. |