Книга Часть целого, страница 69 – Стив Тольц

Я.

Сегодня ночью я чуть не умер!!!

Баржа никогда не приходила вовремя, поэтому мы ждали и читали газету. Затем она материализовалась — напором лунного света, как четыре апокалипсических всадника. Мрак разорвал бурлящий свет стремящегося к нам носа судна, и, когда баржа причалила, из темноты возникли суровые лица наших работодателей.

Сегодня мы с Эдди поднимали особенно тяжелый контейнер — он никак не сдвигался с места, я приподнял его над землей всего на четверть дюйма и тут с ужасом понял, что не согнул коленей. Испугавшись за долголетие своего хребта, я опустил контейнер, отошел в сторону и, хотя было поздно, немного присел.

— Что ты делаешь? — удивился Эдди.

— Давай прервемся, — предложил я, достал из заднего кармана книгу и начал читать — роман, который купил на развале рядом с Сеной, — «Путешествие на край ночи» Селина.

Но не прочитал и строки, как глаз уловил движущуюся на нас темную массу — группу мужчин, о которых, если бы не оружие в их руках, можно бы было сказать, что они на веселой прогулке.

Первый выстрел был в воздух. Наши товарищи по работе разбежались по берегу Сены. Забавно наблюдать, как с людей слетает каменное безразличие, когда на карту поставлены их жизни.

Мы с Эдди скрылись за штабелем из контейнеров. Убежать мы могли лишь в том случае, если бы река внезапно замерзла или с облаков спустилась бы золотая лестница. Мы ползали между контейнерами.

— Во что ты меня втянул? — спросил я Эдди, испытывая острое желание взвалить на него вину.

Эдди выбежал вперед, отвязал швартовочные концы, оттолкнул ногой баржу и вернулся ко мне в укрытие. Судно медленно поплыло по течению.

Мы слышали шаги — кто-то бежал к барже и перепрыгивал на борт.

— Вылезайте оттуда! — раздался сердитый голос.

Может, это не нам, оптимистично подумал я и остался в неудовольствии, когда Эдди беспрекословно повиновался и встал с поднятыми руками, словно до этого проделывал подобное не один раз.

— Ты тоже! — приказал кому-то голос. Я сильно понадеялся, что не мне. — Я вижу твою тень.

Я покосился на тень и понял: меня выдает голова. Пригнись я пониже, сошел бы за старый мешок с картошкой.

Я встал с поднятыми руками, но, почувствовав, что моя поза слишком банальна, повернул их ладонями внутрь.

Незнакомец носил бороду, своим видом напоминал аляскинскую хаску и был на несколько поколений старше меня. Это наполнило меня дикой злобой. Я всегда считал, что со мной покончит молодой панк — дикий, неуправляемый, обозленный на мир.

Бородач направил на меня пистолет, но вдруг посмотрел на то, что было у меня в руках, и подался вперед.

— «Путешествие»?

Я совершенно забыл, что все еще держу книгу.

— Селин, — шепотом ответил я.

— Я люблю эту книгу.

— Я прочитал только до половины.

— Уже дошел до того места, где…

— Слушай, лучше убей меня, только не рассказывай конец!

Бородач опустил пистолет.

— Ты ничего не поймешь, пока не одолеешь все целиком, по кускам не получится. Кто еще тебе нравится?

— Русские.

— Русские — это да. А американцы?

— Хемингуэй — очень даже ничего.

— Мне нравятся его рассказы. Романы нет. Как насчет Генри Джеймса [28] ?

— Не очень. Мне больше нравится его брат.

— Уильям Джеймс [29] ! Гений!

— Безусловно!

Он убрал пистолет.

— Черт бы побрал эту баржу, надо вернуть ее обратно.

Эдди, хаски и я привязали баржу к берегу. Меня спасла книга, и я спросил бородача:

— Что тут вообще происходит?

— Мы конкуренты. Мой босс хочет, чтобы ваш босс закрыл магазин.

— Но это не причина, чтобы стрелять направо и налево.

— Причина.

Логично. Большинство людей угасают на работе, но медленно, постепенно, а я отыскал себе такую, которая чуть не угрохала меня всего за неделю.

Жизнь с ребенком

Главные проблемы — дома. Астрид не может выспаться — ее усталость ее ненасытно грызет, наверное, поэтому она обращается с ребенком так, словно он зубной протез чужого человека. Ее любовь ко мне сошла на нет. Теперь я для нее — всего лишь раздражитель, досадная неприятность.

Иногда я обнаруживаю ребенка на полу, иногда — рядом с диваном, а однажды, когда я вернулся домой, он лежал в пустой ванне головой на сливном отверстии. Но бывает, что Астрид вспоминает о своей материнской роли и допускает малыша до сосков, но при этом ее лицо пустое, одно какое-то белое полотно. Я спросил, не болит ли у нее что-нибудь. И она ответила:

— Неужели ты ничего не замечаешь, идиот?

Она выше моего понимания.

Только пять минут назад Астрид сидела на диване, обхватив колени руками. Я только кашлянул, и она вскрикнула. Что, если наши отношения останутся такими — словно за закрытыми дверями?

— Это единственное, что я еще не пыталась сделать, — сказала она. — Думала, ребенок что-то во мне изменит.

— Перемена очевидна.

— Я имела в виду — глубоко внутри.

— Думаю, ты изменилась.

— Я хотела сказать, до самого дна моего существа.

Я ее не понимал. Она ненормальная. У меня свихивались мозги, когда я думал о ее тайных чувствах. Какие противоречия раздирали эту женщину? Обитель демонов! Она — суицидальный тип: кишки от стенки до стенки набиты вероломными экстремистами, и все требуют скорейшего конца.

Я взял ребенка на руки и успокоил.

Я не знал, что делать.

Сказал Астрид, что что-то об этом слышал. Послеродовая депрессия.

Она громко расхохоталась над моими словами, хотя в них не было ничего смешного.

Выдающийся день

Как обычно, я вышел на улицу и поволок свои треволнения по бульварам, пока не нашел подходящего кафе, где мог умаслить треволнения чашкой кофе и сигаретой. Вокруг меня Париж. Вот мочится пьяный, один сплошной мочевой пузырь в шляпе, струя мочи змеится по каменной мостовой. Двое полицейских прохаживаются по бульвару — они не спешат, это создало бы превратное впечатление.