Онлайн книга «Прозрачные леса под Люксембургом»
|
– Где мы, а где Таджикистан, – пожал плечами Игорь. – Гораздо ближе, чем кажется… – Ну, хорошо, война, – Игорь так же тщательно загасил сигарету и отодвинул пепельницу. Теперь даже пепельница не разделяла их. – Я-то здесь при чем? – А при том, что когда к тебе придет пацан на костылях и попросит денег на протез – ты не сможешь ему отказать. – Собственно, почему? – Потому что я постараюсь убедить тебя в этом… – Ты уверен, что у тебя это получится? – Нет, – не сразу ответил Левашов. Они молча выпили. Некоторое время сидели, не глядя друг на друга. – А почему бы эту почетную миссию не взять на себя государству? – предположил Игорь. – Потому что, как показывает опыт, государство не желает нести ответственности за тех, кого оно посылает на смерть, а они, к его величайшему изумлению, возвращаются живыми. Такая вот особенность у нашего государства…Игорь, откинувшись на спинку стула, внимательно смотрел на Левашова. – Удивительные метаморфозы происходят в жизни, согласись, Левашов. Когда я делал бабки на этом фуфле, именуемом кинематографом эпохи перестройки, ты меня искренне презирал и не скрывал этого, а теперь как ни в чем не бывало являешься ко мне за деньгами… Тебя в этом ничего не смущает? – У меня здесь остаются жена и мать. Эти деньги для них… – А это уже несущественно, – сухо сказал Игорь. Левашов посмотрел на часы. – Мой лимит исчерпан, – сказал он и поднялся из-за стола. – Я ведь не сказал «нет», – продолжал сидеть Игорь. – Сказал. – Удивительно ты умеешь портить отношения с людьми, Левашов, – вздохнул Игорь. Левашов надевал ботинки в коридоре. А они не одевались из-за узла, который он сам затянул пятнадцать минут назад, когда небрежно снимал их. Не одевались именно сейчас, именно в этом коридоре. И этот процесс был мучителен и унизителен одновременно. И уйти, хлопнув дверью, в одном ботинке тоже было немыслимо. В коридор вышел Игорь. – Возьми, – он протянул Левашову пачку стодолларовых купюр. Левашов встал с корточек. Теперь они стояли друг против друга, и Левашову оставалось только протянуть руку… – Возьми! – раздраженно повторил Игорь и попытался сунуть деньги в карман Левашовской куртки. Нет, он сделал это не осознанно. Он всего лишь промахнулся. Так когда-нибудь бывает с каждым: бросаешь ключи в карман, а они оказываются на полу. Пачка упала на пол и теперь лежала под ногами сотней мятых и новых купюр. Кто-то из двоих должен был нагнуться и собрать деньги, и каждый понимал, что не сможет сделать этого первым… Наконец Левашов нагнулся, подобрал с пола ботинок с намертво затянувшимся узлом, открыл дверь и пошел вниз по лестнице, ступая необутой ногой по каменным ступеням. Он опускался этаж за этажом, а с лестничной площадки кричал ему вслед Игорь: – Уходишь, праведник! Незапятнанный, не погрешивший душой, живой укор потомкам! Правильно, пусть твоя семья побирается с голоду – принципы же дороже, Левашов! Только это не я – это ты пришел ко мне! Ты пришел за деньгами и получил их… Ты получил их, козел!.. Левашов ехал в такси по залитому рекламными огнями пустынному городу. Огни большого города… Интересно, кому светит реклама по ночам? Для кого переливаются огнями слоганы быстрорастворимых напитков, импортного пойла и дорогих сигарет? Для того, кто не спит которую ночь подряд, успокаивая свое больное сердце и не зная, сумеет ли дотянуть до утра… Зачем этому чужому городу далекая война с кровавыми боями на подступах к горным высотам и отчаявшимися, вызывающими огонь на себя, охрипшими лейтенантами, со вшами во фронтовых блиндажах, с обреченными на гибель рейдами десантно-штурмовых групп и разорванными в клочья телами еще мгновение назад живых людей?.. Мог ли он ответить на этот вопрос? Скорее, нет. И в то же время он понимал, что если однажды, бреясь перед зеркалом, человек отложит кисточку для бритья и попробует вглядеться в самого себя – в этом будет и его, Левашова, заслуга. Он посмотрел на часы: двадцать три часа пятьдесят две минуты. Через восемь минут наступит следующий день, беспощадно приближающий дату отъезда. Сколько ему осталось этих дней, часов, минут? Всего ничего. И первый свой день он уже прожил. …Головной дозор обогнул выступающую скалу и вышел на тропу, с которой открывался вид на перевал. – Успели, – выдохнул Истратов, – еще десять минут, и хрен вы нас оттуда сбросите, суки! – Что вы, товарищ капитан? – спросил идущий следом Брегер. – Перевал, Леня, перевал! – показывая рукой перед собой, говорил Истратов. – Еще немного, и все! – Хорошо бы, – обессиленно улыбнулся Брегер. Группа вытягивалась на тропу. Собственно, назвать это тропой можно было весьма условно. Справа от тропы уходила вверх отвесная стена, когда-то завалившая тропу почти непроходимым камнепадом. И обойти валуны и мелкие скальные породы не представлялось возможным: слева метров на семьдесят обрывался край ущелья, по дну которого бежал горный ручей. До противоположного, поросшего редким кустарником «берега» ущелья было метров восемьдесят, может, больше. Он существенно возвышался над тропой и тянулся до самого перевала… – Гиблое место, – обернувшись к Вагину, просипел Левашов, – свалить бы отсюда поскореее! – Да уж, – сплюнул вязкую слюну Вагин, – не Фрунзенская набережная… – А ты что, бывал на Фрунзенской набережной? – усмехнулся Левашов. – Откуда?.. Об этом гиблом месте, из последних сил карабкаясь по камням и лишь время от времени ступая на тропу, думали все в группе. Об этом думал Истратов. И только у тех, кто выбрал позицию на противоположном «берегу» ущелья, была совершенно противоположная задача… И когда воздух распороли первые выстрелы – они уже ни для кого не были неожиданностью в этом самим дьяволом созданном тире… Успевшие укрыться за валунами и в спасительных ложбинках открыли беспорядочный ответный огонь, давая возможность укрыться другим. Пока никто не успел определить, откуда ведется прицельный огонь и сколько стволов пытаются сбросить группу с тропы. Все еще были живы, и на данный момент главным было только это. Левашов бросился за косой, расколотый пополам камень, сбросил с плеча кофр. В то же мгновение над его головой высекло автоматной очередью каменную крошку. К нему повернулся укрывшийся за тем же камнем Вагин. – «Граники» [15] молчат! – возбужденно крикнул он, – похоже, на охранение нарвались… Если из «граников» начнут валить – нам отсюда не выбраться! |