Онлайн книга «Ты самая любимая»
|
— А кто? — Я Ангел с Небес. — Ладно, Ангел, а Шура где, жена? — Ушла в магазин. — Тогда ты! Подай мне тапки. — Минутку, я занята… — Какой, блин, минутку?! Я тут мокрый стою! Она словно обмерла — перестала строчить, медленно повернула к нему свое ангельское лицо, и вдруг ее небесно-голубые глаза наполнились слезами, и она, закрыв лицо руками, стала рыдать, совсем как ребенок. — Эй, в чем дело? Но она, отвернувшись, продолжала рыдать. Навернув полотенце на пояс, он подошел к ней, тронул за плечо: — Эй, что случилось? Но она резко отстранилась и сказала, рыдая: — Все! Все! Я улетаю! Я не могу так больше! Он попытался обнять ее: — Куда ты улетаешь, глупая?! — Не прикасайся ко мне! Все! Все! Прощай! — И она стала бегать по квартире и судорожно швырять в свою сумку какую-то косметику, бижутерию. — Ну подожди! Подожди! В чем дело? — Ни в чем! Ты мне нагрубил! Ты меня обидел! Прощай навсегда! — И она взвилась в воздух, воспарила под потолок. Он подпрыгнул за ней, пытаясь поймать, но она зависла под потолком горизонтально — так, что он был не в силах ее достать. И стала словно проваливаться сквозь потолок. — Эй! — закричал он испуганно. — Постой! Не улетай! Ангел!.. — Нет! — жестко сказала она, уже наполовину исчезнув в потолке. — Я улетаю! Ты мне нагрубил! Он брякнулся на колени и простер к ней руки: — Прости! Я не хотел! Честное слово! Я извиняюсь! Ну, прости! Ну пожалуйста! Она чуть снизилась: — Мужчина, ты меня обидел! — Я больше не буду, клянусь! Она опустилась еще чуть-чуть и теперь висела в воздухе, словно юная еврейка на картине Шагала. — Я тебе не верю! — Верь мне! Честное слово! Я не хотел! Она снизилась еще, сказала со слезами: — Это было грубо, мужчина… Он дотянулся до нее, схватил ее, обнял, стал целовать и завалил в кровать. Она сопротивлялась, уклоняясь от его поцелуев: — Нет! Не смей! Я не хочу! Нет!.. Но он уже сорвал полотенце с чресел своих и… Позже, бессильно лежа на его плече, она тихо шептала: — Мне было так хорошо… Мужчина, я тебя люблю. Пожалуйста, не обижай меня. Никогда не обижай, ладно? — Ладно. — Ты обещаешь? Если ты еще раз меня обидишь, я не смогу летать. Он удивился: — Как это? Почему? — Потому что ангелам вообще нельзя на вашу землю. Здесь такая атмосфера! И такая грубость. Мне тут очень трудно. Не обижай меня, ладно? — Хорошо. Но и ты… Так нельзя — чуть что, сразу в слезы. Может, ты беременна? — Нет еще. — Откуда ты знаешь? — Я знаю. — Ладно. А теперь… Пожалуйста, исчезни — счас Шура придет, мы с ней в деревню едем. — В какую деревню? Зачем? — За детьми. Они у Шуриных предков, а через неделю им в школу, первое сентября. Встаем. — Поцелуй меня… Он поцеловал. — Еще! Из прихожей послышался скрип ключа в двери. Он испугался: — Все, все! Исчезни! Шура идет! — Нет, поцелуй! Он поцеловал ее и поспешно встал, а она сказала: — Я тоже хочу в деревню. Он удивленно повернулся: — А тебе-то зачем? И увидел, как она медленно уплывает вверх, растворяясь в воздухе под потолком. Но — запоздало: Шура с пластиковыми сумками «Седьмого континента» уже на пороге и, изумленно глядя в потолок, испуганно хлопает глазами: — Что это?.. Что это было?.. — Где? — сказал Пачевский. — Ну вот, в воздухе! Только что… Он пожал плечами: — Что там могло быть? Тебе померещилось… — И, навернув полотенце на бедра, прошел мимо нее на кухню. Шура, хлопая глазами, смотрела на потолок, потом — вслед своему мужу, снова на потолок над кроватью и снова Пачевскому вслед. Затем, закрыв глаза и стряхивая наваждение, потрясла головой. Церковный звон остановил ее посреди бульвара. Она замерла как вкопанная, слушая его, и зачарованно пошла на эти звуки — пошла, не обращая внимания на поток авто, на красные светофоры… Гудели машины, визжали тормоза, орали водители, а она шла, не слыша и не видя их, шла словно по воздуху или как привидение… И пришла к храму Христа Спасителя. И вошла в него. И все той же зачарованной походкой, словно на магнит, уверенно свернула в зал, где с небольшой иконы глянул на нее Николай Угодник. Подойдя к иконе, она остановилась, посмотрела ему в глаза. Помолчала, а потом вдруг сказала негромко: — Коля, так вот ты, оказывается, где! Николай на иконе как-то странно заерзал плечами и спросил: — А в чем дело? — Ты мне можешь помочь? — Я не помощник, я угодник. А в чем дело-то? — Ты можешь выйти? — Зачем? — Поговорить нужно. Выйди на пару минут. Николай посмотрел по сторонам, оглянулся себе за спину. Но никого не было ни в зале, где висела икона, ни, видимо, за его спиной. — Ладно, — сказал он. — На пару минут. И вышел из иконы. Минуту спустя Николай, разминая затекшие плечи и шею, шел по набережной Москвы-реки, а она шла рядом и говорила со слезами на глазах: — Я не знаю, что с этим делать, Коля! Почему он смотрит на других баб? Ведь я… Я же ангел, настоящий ангел! — Не плачь. Перестань… — Нет, ты скажи, что ему нужно? Я самая лучшая! А он все равно… Ты можешь на него повлиять? — Нет, не могу. — Но почему?! — Это не моя тема. — Как? Что значит не твоя тема? — Это у тебя претензии к Главному программисту. Он сотворил мужские и женские программы. Вы, бабы, живете любовью, а мужики — телом. Такие программы. Я не имею права вмешиваться. — И ничего нельзя изменить? Николай молчал. — А если… — сказала она. — Если я пойду к Нему? — К Творцу, что ли? |